Pax Africana: континент и диаспора в поисках себя

Административное и идеологическое воздействие государства на граждан, безусловно, сделало возможным предельное расширение субъекта геноцида, однако это расширение не могло состояться, если бы «воздействие» не превратилось во «взаимодействие» между государством и обществом. Действия государственной машины лишь открыли каналы для выхода негативной энергии фрустрированных групп внутри «этнического» большинства и способствовали их политической мобилизации.[488] Организационные и идеологические усилия правящей элиты сомкнулись с социально-психологическими предубеждениями, стереотипами и ожиданиями широких масс населения.[489]

Тотальность объекта геноцида

Предшествующий геноциду политический раскол в общине хуту в сочетании с резким сужением возможности политического и физического выбора у каждого гражданина обусловил максимальное расширение понятия «враг» за счет его политизации: объектом геноцида стал не только «враждебный этнос» – тутси, но также его политические «пособники» (умеренные политики-хуту) и даже те хуту, которые отказались принимать участие в массовых убийствах. Результатом явилось уничтожение около 50 тыс. хуту.[490]

В то же время в ходе геноцида этнический критерий «врага» приобрел абсолютный характер, выйдя за рамки гендерных ограничений, освященных традицией, которая гарантировала женщинам определенный «иммунитет» в ходе политических конфликтов. Если первоначально жертвой геноцида стала преимущественно мужская часть общины тутси (в том числе старики и несовершеннолетние),[491] то во второй половине мая и июне он распространился и на его женский сегмент.[492] Если в первые полтора месяца наряду с физическим уничтожением мужчин происходило в основном «психологическое уничтожение»[493] женщин (вынужденное присутствие и даже участие в убийствах мужчин, изнасилования,[494] сексуальное рабство), то в середине мая, очевидно на общенациональном уровне, было принято решение о «геноциде без исключения». Маховик геноцида, в какой-то момент заведенный, таким образом, неизбежно раскручивался все больше и больше, разрушая все прежде установленные и подкрепленные еще доколониальными поведенческими моделями рамки социальной и политической культуры.[495]

Именно эта тотальность и субъекта, и объекта руандийского геноцида объясняет, почему его логическим следствием стал крах руандийского этнократического государства. Можно сказать, что в период тех страшных «ста дней» государство «изменило самому себе»: оно отказалось от выполнения всех тех функций, которые и делали его государством (поддержание внутреннего порядка, внешняя защита, экономический контроль, социальное обеспечение, образование); его единственной функцией теперь стала организация геноцида, уничтожение определенной части населения, подавление которой и составляло сущность этнократического режима. Сосредоточившись на выполнении этой единственной задачи и задействовав для этого все свои административные ресурсы, руандийское государство истощило свою политическую энергию и психологически обескровило руандийское общество, поскольку организованный им геноцид привел к полной деградации политического и социального бытия. Именно здесь таится скрытая причина стремительного падения этнократического режима. Он оказался совершенно бессильным перед наступлением РПФ, развернувшимся практически сразу после начала геноцида; к концу мая отряды повстанцев-тутси контролировали уже больше половины страны и вели бои на подступах к Кигали. Этнократический режим не смогло спасти даже прямое вмешательство Франции («Турецкая операция, начавшаяся 22 июня): 4 июля войска РПФ овладели столицей, а 18 июля – последним оплотом режима, городом Гизеньи на северо-западе страны.

Крах государства как структуры сопровождался и крахом государства как идеи. В результате геноцида «этническое» сознание полностью восторжествовало над этатистским. Столкнувшись с угрозой утраты власти, политическая элита хуту приняла и осуществила уникальное решение: в июле 1994 г. был организован массовый исход этноса хуту из Руанды, в результате которого страну покинуло несколько миллионов человек. Целью исхода было отделить «народ» от «территории», тем самым лишив государство одного из фундаментальных его признаков. Чтобы не допустить превращения руандийского государства в инструмент политического господства тутси, этнократический режим хуту был готов пойти даже на его временную ликвидацию, на нарушение континуитета политических институтов. «Даже если они (тутси. – И. К.), – заявлял один из лидеров хуту, – добьются военной победы, они не получат власти. У нас есть народ. У них – только пули».[496]

Последствия руандийского геноцида