Демонизация тутси в общественном сознании хуту сочеталась с демонизацией их «сообщников» (ibyitso), в роли которых выступали умеренные политики-хуту, прежде всего противники правящей элиты. Именно в этот период генетическая связь между авторитаризмом и этнократией проявилась наиболее отчетливо. По сути дела, «этнический критерий» утратил монополию при определении понятия «враг», давая место другим критериям – политическому и отчасти социально-экономическому. В образе врага соединялись и «этнический» враг всей общины хуту – тутси, и политический враг правящей элиты – оппозиция, и социальный враг фрустрированных групп – имущие. Расширение образа врага, наличие в нем разных, порой противоположных характеристик, безусловно, способствовали дерационализации насилия и выходу его из-под контроля и за рамки «социально приемлемой» модели. Однако до определенного момента потенциальная возможность этнического взрыва сдерживалась рядом социально-политических «предохранителей» и прежде всего самой природой этнократии: полная ликвидация подавляемого этноса, этноса-врага, наличие которого позволяет постоянно поддерживать самоидентификацию господствующего этноса, была чревата разрушением этнократического порядка, ибо уничтожалась сама основа (и политическая, и идеологическая) его существования. Но эти «предохранители» оказались неэффективными в условиях системы государств – «сообщающихся сосудов» Руанды и Бурунди.
Политическое развитие Бурунди, в сущности, параллельное руандийскому, также претерпело значительные изменения на рубеже 1980-х – 1990-х годов.[472]
Экономический кризис серьезно сузил политическую базу этнократического режима, чья слабость усугублялась тем обстоятельством, что он был инструментом (реальным или мнимым) власти не этнического большинства, как в Руанде, а этнического меньшинства.[473] Сентябрьский переворот 1987 г. привел к свержению президента Ж.-Б. Багазы (1976–1987 гг.) и установлению военной диктатуры майора Пьера Буйои. Обострившаяся в условиях кризиса этническая напряженность нашла выход в августе 1988 г. во вспышках массовых столкновений между тутси и хуту преимущественно на севере страны, которые были сурово подавлены бурундийской армией.[474] Погибло около 20 тыс. человек; около 60 тыс. хуту бежали за пределы Бурунди, в том числе и в Руанду.[475] Ситуация повторилась в 1991 г., когда в северо-западных префектурах произошли мятежи хуту, вновь жестоко подавленные военными.[476] Экономическая и политическая уязвимость режима П. Буйои вынудила его в 1991 г. пойти на отказ от этнократической системы. На свободных многопартийных выборах в июне 1993 г. впервые в истории Бурунди президентом был избран умеренный политик-хуту Мельхиор Ндадайе, а его партия (ФРОДЕБУ[477]) получила абсолютное большинство мест в парламенте. Однако процесс демократизации был прерван в октябре 1993 г.: убийство М. Ндадайе группой офицеров-тутси спровоцировало массовые нападения хуту на тутси и ответные репрессии против хуту со стороны бурундийской армии. Итогом стала гибель 150–200 тыс. человек и эмиграция около 700 тыс.; 400 тыс. хуту бежали в Южную Руанду.[478]Бурундийская трагедия 1993 г. оказалась для Руанды тем ключевым событием, которое сделало сползание руандийского общества к геноциду неизбежным. Можно с полным основанием утверждать, что с конца 1993 г. вся деятельность государственного аппарата сконцентрировалась на подготовке «окончательного решения». Размежевание внутри политического лагеря хуту становится таким четким, как никогда раньше: какие-либо промежуточные оттенки исчезают, конфликт между «патриотами» и «пособниками врага» (любая оппозиция) максимально кристаллизуется.[479]
Политические и военные структуры, как легальные, так и нелегальные, интенсифицируют усилия, чтобы организовать «народ Руанды» на проведение этнической чистки на всех уровнях, а «патриотические» СМИ стремятся сузить горизонт ожидания общества на одном близящемся «акте освобождения», который, физически уничтожив главный корень всех его бедствий, откроет ему новую историческую перспективу.[480] Таким образом, бурундийский кризис 1993 г. завел механизм обратного отсчета для «запуска» геноцида в Руанде.Логика этнократического государства неизбежно ведет его к «окончательному решению» этнического вопроса и одновременно препятствует этому решению. Выход из такого субстанционального противоречия обычно заключается в «селективном геноциде», позволяющем сохранять относительное равновесие внутри этнократической системы. Механизм этнополитической взаимозависимости группы государств зоны Великих озер через каналы миграции беженцев разрушил это равновесие, и поэтому именно его можно назвать фундаментальной причиной руандийского геноцида.