Гораздо больше, чем отсутствие лекций или литературы, темнокожих студентов огорчало нежелание советских молодых людей общаться с ними. «К сожалению, – отмечали Елютин и Краснов, – у нашей молодежи нередко проявляются боязнь и, более, – пренебрежение к иностранцам. Наша молодежь часто чуждается их, опасается “разговоров” относительно дружеского внимания, оказываемого, например, арабу или африканцу. Нельзя ограничиваться только тем, чтобы иностранцам внимание оказывалось в порядке комсомольского поручения, надо решительно искоренять имеющий место отрыв советской молодежи от иностранцев. Иногда вокруг иностранцев создается своеобразный “вакуум”, который заполняют лица сомнительного поведения, что создает у иностранцев ложное впечатление о советской молодежи».[627]
Осторожность и подозрительность в отношении иностранцев были частью советского воспитания, и здесь власти пожинали плоды собственной недальновидной политики.Еще более негативные последствия имели специфические формы общения африканских студентов с их советскими сверстниками. Нередким явлением стали конфликты на расовой почве.
Для огромного большинства советских людей африканец, как и иностранец вообще, не был реальным лицом, отношение к которому складывается в результате непосредственного контакта. Образ иностранца формировался литературой и пропагандой. В советской литературе 1920–1950-х годов «иностранец-чужой» – это всегда белый и часто толстый (в книгах для детей) мужчина. Обычно он житель Западной Европы или Америки, всегда классовый враг-угнетатель, наделенный лишь такими человеческими качествами, которые позволяют считать его «буржуем». Образа плохого черного в советской литературе этого периода, когда до изобретения политкорректности было еще очень далеко, вы не найдете. Темный цвет кожи – это гарантия положительности. Черный иностранец – это «иностранец-свой», социально близкий и наделенный всяческими достоинствами. А если он находится в Советском Союзе, то уже свой в доску, платящий советским людям за любовь и сочувствие той же монетой. Хотя сочувствие было патерналистским, но все же искренним.[628]
Прибавьте к этому образ африканца, который тиражировали советские СМИ – простодушного, добродетельного и бескорыстного борца против колониализма и империализма, – и вы получите представление о том, чего ждал от учившихся в Советском Союзе африканцев обычный советский человек.Многие африканцы эти ожидания не оправдывали. Впрочем, любому африканцу не была гарантирована бесконфликтная жизнь среди незнакомой цивилизации и людей с другим цветом кожи. Нормальные по привычной ему шкале ценностей и этическим нормам поступки здесь могли быть не только не поняты, но и вызвать раздражение или гнев.
Да и советская действительность нередко расходилась с представлениями африканцев о нашей стране, которые формировались у них на родине. Проучившийся четыре месяца на кооперативных курсах в Москве сомалиец Хусейн Ид Хасан так описывал советских людей и взаимоотношения между ними на митинге в Могадишо, где собралось 10 тыс. человек: «Относительно характера живущих в СССР людей могу сказать, что трудно описать их благородство, уважение к личности и моральным нормам. В этой обширной и редко населенной стране нет ни воровства, ни убийств, люди там не эксплуатируют и не оскорбляют друг друга, там нет ненависти и даже не вызванных необходимостью споров. <…> Что касается расовой дискриминации, то это отвратительное явление в СССР знают только по истории колонизаторских стран».[629]
Первое массовое появление африканцев в СССР произошло во время VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов, проходившего в Москве летом 1957 г. Тогда они были диковинными гостями с далекого и загадочного континента и пользовались всеобщим вниманием и расположением.[630]
Влившись в повседневную будничную жизнь, африканцы испытывали на себе не только положительные эмоции окружающих.17 марта 1960 г. исполком организации «Союз студентов из Черной Африки в СССР» направил на имя тогдашнего советского лидера Н. С. Хрущева письмо, где, в частности, говорилось: «Нам кажется, что для энергичного предотвращения явлений, которые нам бы не хотелось называть “расовой дискриминацией”, правительству этой страны следует принять меры по недопущению повторения инцидентов, которые угрожают будущему наших отношений. <…> Подобно многим африканским студентам в других частях земного шара, мы приехали в эту страну учиться, а не как беженцы. Поэтому мы вправе ожидать к себе нормального человеческого отношения, на которое может рассчитывать каждый гражданин этой страны».[631]