«Печаль моя светла…»

Вообще же наша студенческая жизнь, к сожалению, была размеренной только в первый год учения. Ведь координаты и время учебных занятий из-за нехватки аудиторий уже со второго курса сильно различались, мешая режиму дня. Как правило, практически все время, свободное от расписания, наша троица проводила в читальных залах. Хотя их было несколько, но мест везде катастрофически не хватало и очереди не переводились. Выбирая их, мы всегда исходили из топографического расположения сегодняшнего занятия и наиболее краткого времени для встречи с нужной книгой, притом еще и для возможности быстро пообедать.

Выбор студенческих столовых, как и «читалок», был довольно узкий: факультетская столовая во дворе, университетская столовая «Восьмерка» подальше (возле Библиотеки Академии наук), напротив нее – столовая исторического факультета и самая любимая «Академическая», почти рядом с филфаком (кажется, в здании петровской Кунсткамеры). Здесь кормили вкуснее всего и не очень дорого. При этом всегда стоял большой поднос с черным хлебом и даже другой – с кислой капустой, которые были бесплатными. Если мы отправлялись в Дом книги на Невском, то очень любили забегать в «Пирожковую», где можно было быстро и дешево (на рубль и меньше) перекусить вкусными жареными пирожками с разными начинками вкупе с бульоном, чаем или кофе.

Что же касается читальных залов, которыми мы пользовались, то они резко различались по своим фондам и условиям работы. Факультетская «читалка» специализировалась в основном на учебниках по разным предметам, на русских и иноязычных словарях и справочниках. Художественная литература была представлена бедно, а тем более – научная. Но уже тогда богатейшая по своим фондам научная университетская библиотека имени Горького, ведущая свое начало с XVIII века и расположенная в главном корпусе на улице Менделеева (в просторечии «Горьковка»), в своих читальных залах, конечно, полностью могла обеспечить всей необходимой нам литературой, но, увы, не удобствами пользования. И, разумеется, самую обширную книжную сокровищницу представляла собой Государственная Публичная библиотека имени Салтыкова-Щедрина, при этом даже ее филиал для студентов ярко выделялся своими, как казалось, неисчерпаемыми книжными запасами и более доступным библиографированием. Среди посещаемых нами залов был не только филологический, но и журнальный (после 1917 года, а дореволюционные журналы можно было по специальному направлению читать в главном здании на Садовой), и газетный, включающий все, даже дореволюционные издания (если они были не из числа редких, хранившихся в специальном отделе, куда студенту очень трудно было проникнуть).

«Публичка», или «Фонтанка», как мы называли филиал Публичной библиотеки для студентов по его местоположению возле Аничкова моста через эту речку, была нашим главным домом. Здесь мы всегда захватывали лучшие свободные места друг для друга, занимали всевозможные очереди, имели свое укромное местечко для отдыха, посещали увеселительные и не очень мероприятия (типа экскурсий по библиотеке, встреч с писателями, артистами, лекций модных тогда антитеологов или журналистов). Главное же, после разочарований в здешнем буфете научились протаскивать через контроль с собой на обед, завтрак или ужин (зависело от расписания) вполне съедобную пищу. Свежим воздухом дышали крайне редко, разве что иногда Ирка, зачумленная книжной пылью, вдруг кидала зычный клик: «На волю, на волю, в пампасы, в пампасы!», и мы собирали высокие стопки своих книг, чтобы сдать на час раньше звонка, пока еще нет очереди, и радостно выбегали гулять «в пампасы» – то есть вдоль грязной или замерзшей Фонтанки до Аничкова моста и далее по Невскому, пока наши пути не расходились по маршрутам трамвая-тройки и троллейбуса-десятки.

Такого напряженного ритма жизни, как в студенческие годы, у меня не было даже потом, в аспирантуре. Мне кажется, что без крепкой взаимопомощи я бы не выдержала. Организатором и вдохновителем обычно выступал наш «моторчик» – Ира Тужик. Она всегда умела и успокоить, и настроить на нужную волну: «Ну ничего, Лидка, прорвемся, мы и не такие крепости брали!»; «Гони его взашей, Женька!!! Да мы… с твоей красотой… горы свернем!». В столовой утешала Эллу: «Ты, дорогая, в своих цепях Гименея или умреши гладом от любовной страсти, или все-таки открой уста. Порадуй наконец супруга хоть кусочком печенки! Порадуй-порадуй, глядишь – и помиритесь».