Печальная история братьев Гроссбарт

Позднее в тот же день Гроссбарты заставили Родриго и Лючано проверить, что они не сбились с курса. Даже если бы кто-то из них разбирался в навигации, все карты улетели в соленую бездну вместе с припасами из кладовой. Поскольку все, кроме Аль-Гассура и Барусса, занимались парусами, два моряка могли быть уверены лишь в том, что корабль идет куда-то на юго-восток. Оба настаивали, что нужно срочно повернуть на север и отыскать землю, где можно пополнить припасы и набрать новую команду, но Гроссбарты даже слышать об этом не хотели, настаивая, что хватит одной веры.

В ту же ночь, усомнившись в том, что проживет достаточно, чтобы отыскать более подходящего духовника, Родриго попытался облегчить душу в разговоре с Мартином. Изувеченный юноша беспокоился за спасение души капитана и своего брата даже больше, чем пекся о собственном блаженстве, и поэтому был разочарован, когда кардинал решил сам ему исповедаться и стал бредить о каких-то демонах и смерти своей возлюбленной Элизы. Рафаэль бодрствовал, даже когда Лючано, Мартин и Родриго уснули, пытаясь выхватить хоть какие-то понятные слова из разговора Гроссбартов, продолжавших пить на палубе, и шепота из кладовой.

В результате долгого спора верх одержала логика Манфрида, верившего в очистительную силу пламени. Братья принялись разводить костер на щите шевалье Жана. В его свете Гроссбарты различили на фоне паруса силуэт рыцаря, вниз от которого тянулся широкий потек. Гегель предложил проверить все на арабе утром, и Манфрид согласился, что это разумный подход. В качестве последней предосторожности Гегель отрезал куски только с пары хвостов убитой сирены – как можно дальше от того места, где они переходили в человеческую кожу.

Почти всю ночь братья не ложились, а коптили мясо, надеясь, что восхитительный аромат не скрывает ни яда, ни проклятья. Когда крышка люка и стулья с бака превратились в пепел, они согласились, что теперь припасов должно хватить до самого Гипта, если, конечно, экономить. Поэтому Гроссбарты отрубили часть планширя и закоптили еще кучу мяса, оказавшись в опасной близости к тому месту, где сомнительное мясо превращалось в каннибализм. Его они спрятали в мешки, а угли выбросили в море и огорчились, потому что плеск волн заглушил радостное шипение, которого они так ждали.

Спали по очереди, пока звезды вертелись над головой, а корабль качался под ногами, но оба уже настолько привыкли к этому, что не испытывали тошноты. Манфрид провел свою вахту, обходя палубу и посматривая в непроглядные глубины. Гегель провел свою на верхушке мачты, где нашептывал шевалье Жану мысли и соображения, которые боялся открыть даже своему брату. Здесь он чувствовал себя в безопасности, поскольку рыцарь умер в долгом промежутке между распятием и этим секретным разговором с Гегелем. Гроссбарты не прикасались ни к парусам, ни к штурвалу, ибо решили, что так они точно во всем полагаются только на волю Девы Марии.

Вскоре после рассвета Рафаэль возглавил исход из кубрика. За ним мрачно шагали Лючано и Мартин. Гроссбарты приветствовали спутников в своей обычной манере, то есть попросту не обратили на них внимания. Рафаэль откашлялся, а когда братья не отозвались, повернулся к остальным троим.

– Нужно наловить рыбы, – сказал он по-итальянски.

– Я что говорил по поводу тарабарских разговоров? – внезапно заинтересовался Манфрид.

– Этот матрос ни на каком другом языке не говорит, – вздохнул Родриго, указывая на Лючано. – Он только сказал, что нужно попробовать наловить рыбы, но я не знаю, как он это планирует делать, если крепления для сетей сорвало вместе с лебедкой.

– Пейте пиво, – посоветовал Гегель, – и молитесь.

– Да! – согласился Мартин. – Это единственный выход!

– Что они говорят? – по-итальянски спросил Рафаэля Лючано.

– Что мы тебя съедим, если будешь болтать, – отозвался наемник, чем решительно утихомирил моряка.

– Рыбу уже поймали, – объявил Манфрил, – но прежде, чем ее кто-то отведает, мы накормим ею араба. Проверим, что она не сгнила и не отравленная.

Ошеломленные спутники заговорили все разом, но Манфрид навел порядок взмахом заряженного арбалета. Тогда они заметили разложенные на палубе полоски копченого мяса, и у них потекли слюнки; несколько рук потянулось к еде. Арбалет заставил их отдернуться, а потом у края люка встал Гегель и хрипло обратился к остальным:

– Мы поедим, если араб останется жив к закату. До этого времени ни я, ни мой брат, ни один из вас ни кусочка не попробует. А теперь – слушайте Риго, он объяснит, как подогнать этот плот в Гипет.

Манфрид понес вниз большой кусок мяса, оставив других распутывать снасти и возиться с парусами. Дверь в кладовую подперли пивной бочкой, поскольку засов вчера снес Родриго. Слегка покряхтев, Манфрид отодвинул ее настолько, чтобы можно было протиснуться. Аль-Гассур, видимо, ценил свою жизнь достаточно высоко, чтобы не пытаться развязать Барусса, но они лежали бок о бок в центре кладовой и смотрели на Манфрида.

– Я тебе еды принес, араб, – сказал Манфрид.