Печальная история братьев Гроссбарт

Когда они обходили громадный город, где когда-то родился Аль-Гассур, Генрих бесстыдно плясал в лунном свете, выкрикивая литании, нашептанные голосами, что звучали не в ушах, а в самом его сердце. Выводя на песке загадочные символы отрубленным пальцем лесоруба, Генрих повторил слова, освободившие из заточения подобных созданий, и одарил Паоло и Витторио теми же радостями, какие испытывал сам.

Пересечь пролив оказалось делом почти невозможным, поскольку все три демониака испытывали острое отвращение к текущей воде, но им удалось выкрасть лодку и переплыть на другой берег, не замочив ног. В безлюдных землях, по которым затем пролегал их путь, спутников несколько раз чуть не настигли турецкие конные разъезды. Когда число воинов было слишком велико, они прятались в пещерах, а на маленькие отряды нападали, пожирая, как и прежде, всех, кроме одного или двух, которых отпускали домой, чтобы они заразили родных и близких, повторяя проклятое имя Гроссбартов, теперь всеми тремя с ненавистью раз за разом читаемое нараспев.

В пустошах эти трое, рожденных людьми, приобрели такой вид, что казались едва ли менее чудовищными, чем близнецы, которые от обильных трапез стали ростом с коней. Когда бубоны выросли до размеров медовых дынь, что так любили жителеи тех краев, поступь демониаков ослабла, но решимость окрепла. Витторио и Паоло радостно бросались в бой за братьями, а люди, завидев их, с воплями пытались спастись бегством. В их чревах скапливалась черная и желтая желчь, эти гуморы бурлили, но отказывались изливаться из многочисленных нарывов и ран, прорываясь лишь в распахнутые в мольбе рты жертв. В какой бы оазис они ни пришли, от их присутствия он превращался в пустыню, так что многие месяцы они ели одну человечину; все прочие создания издали чуяли приближение страшного зла и убегали, догнать их не могли даже близнецы.

Твари внутри людей говорили между собой, когда их носители спали, радовались готовности своих слуг и выторговывая у своих еще не освобожденных сородичей сведенья о Гроссбартах. Духи, лишенные тела, могли лишь завистливо наблюдать, но те двое, что вошли в итальянцев, исполнительно следили за целью глазами, не скованными пространством, прежде чем обрели спасение. Они были очень близки; и это хорошо, ибо невыносимая жара терзала их в этой земле даже ранней весной и грозила убить их коней прежде, чем они нагонят добычу, а найти им замену в безлюдных пустошах было задачей сложной. Так что демоны рисковали вернуться туда, откуда стремились убежать.

XXIX Как и конец, начало зимы трудно приметить на юге

Мамлюки превосходили их числом, соотношение – пять к одному, а кардинал Мартин и Аль-Гассур потеряли сознание от подмешанного в вино снотворного. Так что в тот день Гроссбарты вполне могли погибнуть на берегах Нила, если бы судьба им не улыбнулась. Пораженные их отвагой гребцы на галере оказались осужденными узниками, а не урожденными рабами, и в точности, как их хозяева-мамлюки некогда разорвали свои цепи и одолели бывших господ, так и эти рабы взбунтовались, увидев отчаянное сопротивление Гроссбартов. Хоть и прикованные к своим местам, полуголые гребцы выставляли весла и ноги, чтобы помешать хозяевам наброситься разом на врагов и покончить с ними. Впрочем, никто из торжествующих европейцев этой помощи не заметил и не признал.

Когда последний из мамлюков подарил свою кровь великому Нилу, Гроссбарты оценили последствия битвы. Теперь у них оказалась полная рабов галера, и, как ни удивительно, от ран скончался только Мориц – последний оставшийся госпитальер: длинная рукоять зловеще торчала у него между шлемом и нагрудником. Рафаэль видел довольно сражений за время, проведенное в Белой роте, чтобы понимать: он тоже наверняка последует за немецким рыцарем еще до заката. Ведь вдобавок к навершию меча, выбившему наемнику почти все зубы, клинок прошелся по его запястью так, что едва не отсек кисть. Сплевывая кровь и осколки зубов, он отчаянно пытался остановить кровь, пока ноги не подкосились.

Мартин и Аль-Гассур катались в песке и выблевывали отравленное питье, а печального Родриго сражение, похоже, настроило на бодрый лад. Время от времени он даже смеялся, обходя поле боя и добивая нападавших. Манфрид заметил тяжкое состояние Рафаэля в тот же миг, когда по-прежнему прикованные рабы дикими криками привлекли внимание Гегеля к тому факту, что последний мамлюк проломил корму галеры, которая быстро наполнялась водой. Понимая, что им не удастся вытащить все припасы с судна, прежде чем оно затонет, Гегель с ворчанием использовал ключ, найденный на теле главного мамлюка, чтобы освободить рабов и приспособить их к делу. В итоге им удалось не только спасти припасы; рабы даже вытащили нос галеры на берег, а это значит, ее можно будет починить.

– Ну, святой? – спросил Манфрид.

– Ну, дерьмо, – ответил Гегель. – Мы теперь в самом Гипте. Давай браться за дело и искать дедовы сокровища.