Печальная история братьев Гроссбарт

– Ага, тех, что думают, будто носить шелка да драгоценности – форма служения. Сам знаешь, ну, еретиков, – ответил Гегель.

– Нас всех сожгли бы, если бы о ваших воззрениях узнали, – прошипел Родриго.

– За языком следи, парень, – рыгнул Манфрид. – Этот священник – лучший, какого мы видели за всю жизнь, и, пока он сам того не докажет, всякий, кто его обвинит в ереси, служит Нечистому.

– Нам конец! – заорал Родриго, вскочил и сшиб ноги Гегеля со стола, так что вино полилось на спящего Мартина. – Вас им не выдавать было трудно, но вместе с ним – просто невозможно! Они уже готовят штурм, а если не штурм, то осаду! Вызвали инквизитора, а мы укрываем его подозреваемого! Конец нам и вечное проклятье!

– Сядь, – устало приказал Барусс. – Вопить, как этот упившийся церковник, толку мало. Если хочешь перерезать швартовы и лечь на собственный курс, я тебя не держу.

Родриго дрожал. Он не сел, но и не ушел, и не перебивал капитана.

– Гроссбарты за него поручились, нам этого довольно, – продолжил Барусс. – К тому же Церкви не стоит бояться. Истинные венецианцы никогда перед Папой трястись не будут. Попы нам грозили отлучением, еще когда мы с твоим отцом торговали с сарацинами много лет назад. Ни его это не пугало, ни меня.

– Но вас не поймали на горячем, – сдался Родриго.

– А кто сказал, что теперь поймали? – веско спросил Барусс. – Пусть подозревают что хотят, но на нас ничего не повесят, пока не убедятся наверняка. А они не убедятся, пока не выломают ворота. Уже поздно, так что явятся по нашу душу не раньше завтрашнего утра.

– Именно! – Родриго снова била дрожь. – Мы не можем с ними всеми драться, а корабль еще не готов!

– Отцу твоему следовало назвать тебя Томмазо[30]! – взревел Барусс и вскочил. Теперь он трясся даже сильнее, чем Родриго. – Ты что, уже не веришь своему капитану? Сомневаешься во мне? Думаешь, я так к креслу прирос, что позволю каким-то солдатам или прелатам мне глотку перерезать? Думаешь, я сдам своих верных людей, а не буду за них драться?

– Капитан, я… – промямлил Родриго, глядя в пол.

– Гроссбарты, вон! И священника заберите! – рявкнул Барусс. Когда братья подошли к двери, он добавил: – К вечерне придите ко мне в комнату, обдумаем свою военную хитрость. А пока мне надо подавить бунт на корабле.

Затем он повернулся к Родриго. К облегчению юноши, гнев капитана выветрился, осталась лишь хитрая ухмылка.

Гроссбарты легко могли просто нести Мартина, но братья предпочли взять его за руки так, чтобы ноги волочились по полу – заодно снесли несколько мелких столиков по пути. Монах всю дорогу исходил слюнями и стонал, а потом оказалось, что третья комната заперта, так что Гроссбарты просто уложили его на пол в спальне Гегеля. Братья подняли крик и орали, пока не прибежала горничная Маргарита, помощью которой они заручились, чтобы перенести кровать Гегеля в комнату Манфрида, лишь бы не спать в одной комнате с Мартином. Справиться с задачей им удалось, лишь сломав раму, выдрав матрас и произведя неизгладимое впечатление на четверых крепких наемников на службе Барусса.

Шагая по темному тоннелю под усадьбой, чтобы исполнить приказы капитана, Родриго вновь вспомнил о своем погибшем брате Эннио. Гроссбарты принесли в его жизнь столько безумия, что у юноши толком не было времени, чтобы поразмыслить о своих проблемах, а не о делах Барусса. Однако новый, катастрофический поворот вновь заставил его задуматься, как братья Гроссбарты могли повлиять на гибель его последнего родственника, и как он сам мог бы предотвратить смерть Эннио, если бы поехал с ним, а не остался дома. Родриго твердо решил, что, как только все это кончится, он пойдет в церковь, и по его щеке пробежала одинокая слеза. Если бы он знал, какой хаос и неразбериха ждут его, плакал бы навзрыд.

Точно над Родриго Аль-Гассур шпионил за ремесленниками, которые трудились в саду. Несколько недель эти люди приходили на рассвете и уходили на закате: весь день валили плодовые деревья, обрезали ветки и связывали их. Судя по тяжеленному валуну, который привезли на двор, а потом приладили к одному из концов, устройство было близко к завершению. Теперь мастеровые хлопали друг друга по плечам после успешного испытания: они подняли камень вверх и позволили ему снова упасть. Хуже того, посмотреть на это явился сам капитан, кухарка вынесла еду и питье, а ее муж Несторе установил масляные лампы: все явно шло к тому, чтобы уговорить мастеров поработать в ночь. Если бы Аль-Гассур и вправду видел тот бой, в котором якобы потерял ногу, он бы сразу узнал эту машину.

Оставив Мартина медленно приходить в себя, Гроссбарты пошли в спальню капитана – впервые за много месяцев, что они провели под его крышей. Комната располагалась по другую сторону привратного зала и занимала целое крыло. Постучав в дверь, ответа братья не получили, но потом Барусс вдруг возник позади них, на лестнице. Капитан высоко поднял голову, и его изломанные зубы блестели в лучах заходящего солнца, которые лились в окна. Отперев медную дверь, он поманил Гроссбартов за собой.