Печальная история про Марфу и Марию

– Папой. Как же еще? – ответила та, глядя в сторону.

– Почему папой? У меня же другой папа есть.

Они сели у окна, и Камилла плакала и говорила, что папы больше нет. Он обманул её, уехал очень далеко – работать. И больше не вернется.

По воскресеньям они с Камиллой теперь ходили в собрания. Они приходили в разные квартиры, и всегда Марфа видела, как новый «папа» выходит на середину комнаты и глаза его так же блестят, радостно и яростно.

Он открывает толстую книгу, читает из нее отрывки и после этого что-то долго говорит. Камилла смотрит на него, не отрываясь, остальные кричат: «Аминь!»

Камилла теперь не красила ресницы и губы, ходила в длинных платьях и юбках, а серьги и бусы лежали в полке в шкафу. Многообразная косметика был забыта, и Марфа иногда перебирала ее, любовалась красивыми баночками, на которых было написано «made in Poland».

А потом человек с блестящими глазами увез «своих девчонок» в огромный город. Город этот состоял из снега, ветра, одинаковых домов и нескончаемой грусти-тоски.

Родители получили работу и жильё в дачном поселке. Вместе с ними в доме жила бездетная пара. Они мечтали о ребенке, это знала даже семилетняя Марфа.

Теплый дом, вечера с чаем и чтением Библии.

Родилась Мария. Михаил радовался:

– Есть у нас и Марфа, и теперь Мария![4]

Из командировок Миша привозил жене и девчонкам обновки. Как-то он привёз Марфе клетчатый комбинезон, такой нарядный. У неё даже фотография осталась, где она в нём стоит рядом с Мишей. Спустя годы, глядя на неё, она вспоминала эти годы как последнее время любви перед жестоким обвалом жизни.

И эту вещь, как единственную, которую подарил ей Миша.

А потом появился откуда ни возьмись, Лазя. Михаил сказал, что усыновление – дело Божие.

– Теперь и Лазарь будет. Воскресения из мертвых предвестник! Библейская семья у нас настоящая, – блестел глазами.

От этого блеска нехорошо становилось Марфе. Даже дрожь проходила по телу отчего-то.

И шутили оба родителя, когда Лазя ходить учился:

– Лазарь, встань и ходи!

И заливаются. И девчонки, на них глядя, тоже.

Настало новое время. Трехчасовые очереди за сахаром, папиросами и колбасой по талонам.

Михаила сократили на работе. С новой не ладилось. Он искал помощи в общине. Кто-то подкидывал шабашки, но чаще Миша сидел дома, читал Библию, перечеркивал крестиками объявления о работе, звонил кому-то от соседей, потом ехал куда-то и всё равно вечером был грустен.

А потом и раздражителен. А потом и зол. А потом уходил до вечера, а приходил веселым. Нет, работу не нашел. Зато встретил Ваську/Петьку/Жорку, «посидели, знаешь, хоть от души отлегло»…

Миша всегда легко знакомился. Грузчики на перекуре, сантехники, электрики возле ЖЭКа, кочегары в котельных – все готовы промыть косточки нынешней власти, что оставила их семьи без куска хлеба, а за подачкой по гнусной бумажке заставила стоять по несколько часов в очередях.

Работа? Может быть, но точно не здесь. Давай-ка лучше накатим друг, по одной, всё легче станет в жизни мыкаться…

Миша сначала выслушивал их с лучистым взглядом, отвечал цитатами из Библии. Потом за компанию пропускал одну-другую. И поражался безотказности этой анестезии…

Потом стал приходить под утро, и кто-то из жорок/петек сваливал его под окном или на пороге квартиры. Днем отсыпался, вечером хмуро требовал «жрать», а к ночи шел из дома.

Что-то сдвинулось в мире и голове Михаила.

Приходил Семён, который в собрании был теперь вместо Михаила. Семён был бородат, черен, худ; видом строг, а глаза грустные. Он тоже был отцом троих детей. Говорили, что старшая дочка его жила сначала с наркоманом, потом с кришнаидом.

С какой-то ласковой грустью он принимал из рук Камиллы настой, открывал все ту же огромную толстую книгу и уединялся с Михаилом в маленькой комнате.

Однажды через приоткрытую дверь Марфа услышала их разговор.

Семён читал:

– Книга Иова, глава 8, стих 2. «Долго ли ты будешь говорить так? – слова уст твоих бурный ветер!» Стих 3. «Если же ты взыщешь Бога и помолишься Вседержителю, и если ты чист и прав, то Он ныне же встанет над тобою и умиротворит жилище правды твоей».

Раскол, Миша, внутри тебя, попал ты в искушение…Смотри, чтобы злейшие бесы не вошли. Ты лучше меня знаешь, что это такое. Что так смотришь, помнишь падения свои? Бойся, Миша, все просрать, всё.

– И что мне, по-твоему, делать? У меня три рта и жена. Меня уволили!

– А ты долго бухать будешь? Тебя за этот год с трех работ уволили. Ты скоро на работу в Магадан будешь ездить.

Миша смотрел в пол.

– Это разве работы? На одной не заплатили, со второй погнали, третья закрылась.

– Ты видишь, что в стране творится? Надо терпеть, молиться…

– А детей мне тоже духом святым кормить?

– Не богохульствуй, брат!

– Да пошёл бы ты…

Семен вздохнул.

– Я-то пойду, что с тобой будет, Миша… Мы молимся за тебя.

Семён вышел. Он и рассказал Камилле то, чего она не могла даже предположить. Бурная молодость была у Миши. Гонял сестру с матерью, последние деньги нёс в лавку за шкалик водки, валялся в канавах. Пока однажды не подобрали его христиане, шедшие с собрания.