Печальные тропики

Причины таких предпочтений легко объяснить. Изготовляя бусины вручную, индейцы выше ценят те, что мельче, то есть требуют большего труда и сноровки. В качестве сырья индейцы используют черную скорлупу орехов пальмовых деревьев, молочный перламутр речных раковин и добиваются эффекта чередованием двух цветов. Как все люди, они особенно ценят то, что хорошо знают. Несомненно, с белыми и черными бусинами я буду иметь успех. Желтый и красный они часто описывают, используя одно и то же слово, исходя из вариаций цвета краски уруку, который, в зависимости от качества и степени зрелости семян, колеблется между насыщенным красным и желто-оранжевым. Но красный, который дают не все семена, все же более предпочтителен, поскольку так же ярок, как окрас перьев попугая. Что касается синего и зеленого, то эти холодные цвета представлены в природе недолговечными растениями; чем и объясняется безразличие туземцев и неточность их словаря, соответствующего этим оттенкам, – в их языках синий приравнивается то к черному, то к зеленому.

Иглы должны были быть достаточно толстыми, чтобы вдеть в них прочную нить, но не слишком, из-за размера бисера, которые будут нанизывать индейцы. Что касается нити, мне нужна была хорошо прокрашенная, предпочтительно красного цвета (индейцы окрашивают свою в уруку) и плотно скрученная, которая прочнее и выглядит более искусно сделанной. В общем, я научился подозрительно относиться к товарам низкого качества: пример бороро мне внушил глубокое уважение к ремесленному мастерству туземцев. Дикая жизнь подвергает предметы тяжелым испытаниям; чтобы не потерять доверие первобытных племен – каким бы странным это ни казалось, – мне нужны были самая прочная закаленная сталь, стеклянные бусы из цветной массы и нить, от которой не отказался бы даже шорник английского двора.

Иногда мне попадались торговцы, которые приходили в восторг от моих рассказов об этой экзотике. У канала Сен-Мартен производитель рыболовных крючков уступил мне по самой низкой цене все, что и так продавалось со скидкой. В течение года я таскал с собой через заросли несколько килограммов крючков, которые никому не были нужны, будучи слишком маленькими для рыб, достойных амазонского рыбака. В конце концов я за бесценок отделался от них на боливийской границе. Все эти товары должны были выполнять двойную функцию: как подарки и предмет обмена для индейцев, а также как средство обеспечить себя съестными припасами и услугами в отдаленных районах, куда редко проникают торговцы. Истощив свои запасы к концу экспедиции, я смог продержаться еще несколько недель, открыв лавочку в поселке сборщиков каучука. Местные проститутки покупали у меня ожерелье за два яйца, даже не торгуясь.

Я намеревался провести целый год в бруссе и много раздумывал над тем, что именно и где хочу исследовать. В конце концов, поняв, что вряд ли результат будет полностью соответствовать ожиданиям, я решил в первую очередь уделить внимание тому, чтобы понять Америку, а не изучать человеческую природу, основываясь на частных случаях. Я хотел выполнить что-то вроде среза бразильской этнографии – и географии – и пересечь восточную часть плоскогорья, от Куябы до реки Мадейра. До недавнего времени этот район оставался самым неизведанным в Бразилии. Паулисты XVIII века редко проникали дальше Куябы, испуганные неприветливостью местности и дикостью индейцев. В начале XX века 1500 километров, которые отделяют Куябу от Амазонки, считались недоступной закрытой землей. И чтобы добраться из Куябы в Манаус или в Белен на Амазонке, самым простым было доехать до Рио-де-Жанейро и продолжить путь к северу морем и далее по широкому устью реки. Только в 1907 году генерал (тогда полковник) Кандиду Мариану да Силва Рондон первым начал осваивать эти земли. Восемь лет потребовалось для разведки местности и прокладки телеграфной линии стратегического назначения, которая впервые соединила через Куябу федеральную столицу с пограничными постами северо-запада.

Отчет комиссии Рондона (который еще не полностью опубликован), несколько публичных лекций генерала, воспоминания о путешествии Теодора Рузвельта, который сопровождал его в одной из экспедиций, и, наконец, прекрасная книга Рокетт-Пинту (тогда директора Национального музея) «Рондония», изданная в 1912 году, содержали общие сведения о примитивных племенах, открытых в этом районе. Но с того времени старое проклятье, казалось, снова легло на плато. Ни один профессиональный этнограф не углублялся туда. Казалось заманчивым, следуя телеграфной линии, а точнее тому, что от нее осталось, постараться узнать, кто такие намбиквара и загадочные племена, жившие дальше к северу, и которых никто не видел со времен Рондона, лишь вскользь упомянувшего о них.