Но когда Рондон объявил, что собирается приобщить к цивилизации районы северо-запада, эти воспоминания ожили. Были немного известны окрестности плато, где в ста и ста семидесяти километрах к северу от Куябы находились два старых поселения, Розариу и Диамантину. Они продолжали сонное существование, после того как истощились окрестные золотые жилы и запасы алмазов. Дальше нужно было преодолевать многочисленные реки, впадающие в притоки Амазонки, передвигаясь по суше, а не спускаясь по ним на пироге, что было опасной затеей на столь длинном пути. К 1900 году северное плоскогорье оставалось мифическим районом, где, согласно слухам, имелась горная цепь, Серраду-Норте, обозначенная на большинстве карт.
Эта неосведомленность в сочетании с рассказами о недавнем освоении американского Дикого Запада и о золотой лихорадке внушило большие надежды населению Мату-Гросу и даже жителям побережья. Вслед за людьми Рондона, проводившими телеграфную линию, поток эмигрантов готов был захватить территории с неизведанными ресурсами и построить там что-то вроде бразильского Чикаго. Но их ожидало разочарование: так же как и «проклятые» северо-восточные земли Бразилии, описанные Эуклидесом да Кунья в книге «Сертаны», Серраду-Норте оказалась полупустынной саванной и одной из самых неперспективных областей континента. Кроме того, появление радиотелеграфа, которое в 1922 году совпало с окончанием строительства линии, заставило потерять интерес к последней, технически устаревшей в самый момент своего рождения. Но она пережила минуту славы в 1924 году, когда восстание Сан-Паулу против федерального правительства отрезало этот город от внутренней части страны. Благодаря телеграфу Рио продолжал поддерживать связь через Куябу с Беленом и Манаусом. За этим последовал упадок: кучка энтузиастов, которые работали на линии, были забыты. Когда я прибыл туда, они не получали никакого снабжения несколько лет. Закрыть линию не решались; но никто ею уже не интересовался. Столбы могли рухнуть, а провод заржаветь. Последние выжившие на постах, у кого не хватало ни смелости, ни возможности уйти, медленно умирали, терзаемые болезнями, голодом и одиночеством.
Эта тягостная ситуация усугублялась для жителей Куябы тем, что помимо обманутых надежд эксплуатация линии имела следствием незначительный, но достаточно ощутимый для них результат. Прежде чем уехать на свои посты, работники должны были выбрать в Куябе прокурадора, то есть представителя, получавшего их жалованье, которое он был обязан расходовать согласно указаниям служащих линии. Эти указания обычно ограничивались заказами ружейных пуль, керосина, соли, швейных игл и ткани. Все эти товары были проданы втридорога, благодаря сговору между прокурадорами, ливанскими торговцами и организаторами доставки. Так что несчастные, забытые в бруссе, не могли даже думать о возвращении, потому что через несколько лет оказались погрязшими в непомерных долгах. В данной ситуации для всех лучше было бы забыть о линии, и я знал, что мой план использовать ее как базу вряд ли найдет поддержку. Я постарался разыскать бывших младших офицеров, которые были компаньонами Рондона, но не смог из них вытянуть что-нибудь, кроме бесконечных мрачных причитаний: «Um pais ruim, muito ruim, mais ruim que qualquer outro…» («Мерзкий край, совершенно мерзкий, более мерзкий, чем какой-либо другой», куда ни в коем случае не следует соваться.)