Если противоречия непреодолимы, этнограф не должен колебаться при выборе своей методологии: он – этнограф, и этим сказано все; ученый должен быть готов к подобным трудностям, раз выбрал эту профессию. Но какой бы выбор ни сделал ученый, ему придется смириться с последствиями: отныне необходимо изучать разные социальные явления, вне зависимости от того, принимает он их для себя или нет (только в этом и состоит его роль), поскольку, если ученый будет думать, как бы он сам поступил в том или ином случае, он будет идентифицировать себя с каким-либо социумом. Кроме того, он не должен занимать конкретной социальной позиции в своем собственном обществе, чтобы не вступать в противоречия с законами и нормами других цивилизаций, ведь это лишило бы его беспристрастности. Только первоначальный выбор – не мотивированный, чистый акт воли имеет право на существование, любые другие основания должны быть отклонены, в противном случае, предаваясь долгим размышлениям, ученый попадает под влияние культуры и истории исследуемой цивилизации.
К сожалению, не все ученые признают, как важно не погибнуть в бездне познания, отыскать выход. Однако во всякой запутанной ситуации есть свои плюсы: она способствует умеренности суждений, учит решать трудную задачу в два этапа.
Совершенного общества не существует. В каждом социуме есть множество различных явлений, не всегда отвечающих сформированным нормам и принципам, в этом есть что-то несправедливое, бесчувственное, жестокое. Как во всем этом разобраться? Необходимо провести тщательное этнографическое исследование. Если сравнить между собой две небольшие социальные группы, нам удастся выявить ряд общих и отличительных черт, если сопоставить два различных социума, то подобных признаков обнаружится меньше. Таким образом, получается, что идеального общественного устройства быть не может, как не может быть и абсолютно плохого. В любом обществе есть свои преимущества, как, впрочем, и недостатки, соотношение между положительными и отрицательными сторонами развития социума, как правило, постоянно, что и делает их интересными для изучения, создает неповторимый облик той или иной цивилизации; более того, борьба с недостатками общественного развития способствует прогрессу.
Пожалуй, подобные рассуждения удивительны для путешественника, любящего подолгу рассказывать о своих странствиях. Всякий раз я испытываю волнение, как только мне приходится говорить о «варварских» обычаях какого-нибудь племени. Однако эти внутренние ощущения не мешают мне последовательно изложить произошедшие события, дать им справедливую оценку.
Приведем в пример феномен людоедства, самый ужасный и отвратительный из всех обычаев дикарей. Прежде всего, отдельно должны быть рассмотрены те случаи, которые были связаны с физиологическими потребностями, когда пристрастие к человеческому мясу объяснялось недостатком пищи животного происхождения, как на некоторых полинезийских островах. От внезапного голода не защищено ни одно общество, он может непосредственно влиять на поведение людей, которые едят неизвестно что, условия жизни в концентрационном лагере как нельзя лучше подтверждают эту теорию.
Существуют и другие формы антропофагии, они обусловлены рядом религиозных причин: мистическими верованиями и магическими обрядами. Так, употребляя в пищу части человеческого тела, например тела врага, некоторые племена верят, что таким образом они перенимают у мертвого его силу или лишают соперника власти. Кроме того, подобные обряды чаще всего совершают довольно скрытно, в ритуале используют лишь небольшие части тела, смешивают их с другой пищей или разбрасывают вокруг себя. Иногда людоедство приобретает более откровенные формы. Осуждение этих традиций основано либо на вере в воскрешение плоти (и тогда расчленение трупа считается безнравственным), либо на строгом убеждении в том, что между духом и телом существует тесная связь, определенные отношения дуалистического характера, но племена людоедов, совершая свои ритуалы, рассуждают точно так же. Занимая одинаковые позиции по отношению к этому явлению, люди действуют по-разному. Разумеется, неуважение к памяти покойника, в котором мы упрекаем каннибалов, ничуть не уступает ужасному обращению с мертвыми в нашем анатомическом театре.