Печальные тропики

Но если этнограф искренен, он должен задать себе вопрос: верно ли он характеризует то ли иное экзотическое общество? Чем больше он думает об этом, тем значительней кажется проблема. Часто его выводы несправедливы, поскольку то общество, которое он изучает, относится к нему презрительно или враждебно. Образ ученого не соответствует традиционным представлениям, сложившимся в его собственном обществе, он выступает против привычных условий, законов, обычаев. Но если изучаемый социум резко отличается от того, к которому формально принадлежит этнограф, тем с большим почтением он относится к его наиболее консервативным проявлениям.

Так происходит не случайно, это не просто причуда: я знаком с этнографами, которые умеют приспосабливаться к той или иной социальной или национальной среде. Но это не происходит напрямую, здесь уместно говорить о так называемой «вторичной ассимиляции», ученый готов ассимилировать свой социум в исследуемый. К исследуемому обществу эти люди относятся лояльно, если они начинают в чем-то сопротивляться своему собственному социуму, то это потому, что они нашли дополнительную поддержку в другом, потому что постижение своего общества требует постижения всех прочих.

В данном случае мы вновь сталкиваемся с дилеммой: итак, этнограф следует законам развития своей социальной группы, другие сообщества лишь на некоторое время вызывают у него любопытство, сопряженное с постоянным осуждением. И тогда влияние незнакомой культуры на исследователя неизбежно, его объективность неполноценна, поскольку, чтобы иметь возможность безоговорочно следовать законам одного общества, нужно несмотря ни на что отказаться от другого. Таким образом, этнограф поступает точь-в-точь как и те, кто подвергает сомнениям его предназначение и труд.

Впервые я задумался об этом во время путешествия на Антильские острова, о котором я писал в самом начале своей работы. На Мартинике я побывал на сельских полуразрушенных заводах по производству рома. Техническое оснащение цеха и секреты приготовления напитка с XVIII века ничуть не изменились. А в Пуэрто-Рико, напротив, на одном из заводов, принадлежавшем компании, которая контролирует почти все производство из сахарного тростника, я стал свидетелям настоящего шоу с участием белых эмалированных резервуаров и хромированных труб. На Мартинике напиток пробовали прямо из старинных деревянных чанов, где присутствовали отходы прежней выварки, и тем не менее ром был мягкий, душистый, тогда как пуэрториканский – резкий и почти безвкусный.

Получается, что своим тонким вкусом ром, сделанный на заводе в Мартинике, обязан не только старинным рецептам, но и пищевым отходам? Подобное несоответствие, на мой взгляд, как нельзя лучше иллюстрирует один из парадоксов цивилизации: мы знаем, что своей магией она обязана неким примесям, но мы не можем удержаться от искушения очистить ее от того что делает ее притягательной. Мы вдвойне правы, но излишняя правота заставляет нас ошибаться. Мы правы, когда стремимся увеличить количество производимой продукции и при этом снизить уровень ее себестоимости. Но мы также правы, когда любим именно те недостатки, с которыми отчаянно пытаемся бороться. В сущности, наша общественная жизнь заключается в том, что мы постоянно разрушаем то, что придает ей аромат.

Это противоречие исчезает, как только мы обращаем наше внимание на другое общество. Будучи вовлечены в движение своего общества, мы в какой-то мере становимся истцами на процессе. Не в нашей воле не хотеть того, что нас обязывает осуществлять наше положение. Все изменяется, когда речь заходит об обществе с абсолютно другой, не близкой нам культурой: в первом случае объективность ученого была невозможна, во втором – она обязательна.

Мы больше не участвуем в спектакле, теперь мы – зрители, наблюдающие за происходящими превращениями. Поэтому нам дано право взвесить все «за» и «против», рассуждая об истории той или иной цивилизации, оценить прошлое, предугадать будущее, то, что раньше представляло для нас моральную дилемму, а теперь может стать предметом эстетического созерцания и интеллектуального размышления.