С прежних славных времен Куяба сохраняет медлительный и церемонный стиль жизни. Для иностранца первый день проходит в хождении по площади, которая отделяет гостиницу от дворца губернатора: необходимо вручить визитную карточку, которую, час спустя, адъютант, усатый жандарм, с учтивостью возвращает. С полудня до 4 часов город погружается в сон. После сиесты я нанес почтительный визит губернатору (тогда еще «наместнику»), который уготовил этнографу вежливый и скучный прием. Индейцы? Он, конечно, предпочел бы, чтобы их не было. Что они для него, как не раздражающее напоминание о его политической опале, доказательство его удаления в захолустье? У епископа тоже повторилась старая история: индейцы, попытался он мне объяснить, не такие дикие и глупые, как кажется. Могу ли я представить, что индеанка бороро подстрижется в монахини? Что монахи из Диамантину смогли – ценой скольких усилий! – воспитать из троих паресси сносных столяров?
Что до интересов науки – миссионеры действительно собрали все, что стоило того, чтобы быть сохраненным. Известно ли мне, что безграмотная Служба защиты пишет бороро с тональным ударением на конечной гласной, когда падре Такой-то установил, двадцать лет назад, что оно должно быть на средней? Что же до легенд, они знают легенду о потопе, доказательство, что Господь не захотел, чтобы они остались проклятыми. Я собираюсь ехать к ним, хорошо. Но мне настоятельно рекомендуется воздержаться от обесценивания труда святых отцов: никаких зеркал или бус. Ничего, кроме топоров – эти лентяи должны осознать святость труда.
Враз покончив с этими условностями, можно перейти к серьезным вещам. Дни протекают в комнате за лавкой ливанских торговцев, называемых turcos. Это полуоптовики-полуростовщики, которые снабжают скобяным товаром, тканями и медикаментами дюжины родственников, клиентов и протеже, каждый из которых, со взятым в долг товаром, отправится с несколькими быками или на пироге вымогать последние мильрейсы в глубь бруссы или вдоль рек. И все ради того, чтобы после двадцати или тридцати лет существования столь же жестокого для него, как для тех, кого он эксплуатирует, удалиться от дел.
Пекарь приготовит мешки болаша, круглых лепешек из пресного теста, замешанных с жиром. Твердые как камни, они становятся мягкими на огне. Но прежде раскрошившись в дорожной тряске и пропитавшись потом быков, они превращаются в неподдающийся описанию продукт, такой же прогорклый, как вяленое мясо, заказанное у мясника. Тоскующий мясник Куябы одержим одним желанием, которое вряд ли когда-нибудь исполнится: он мечтал о том, чтобы когда-нибудь в Куябу приехал цирк, он бы так хотел увидеть слона: «Столько мяса!»
Были, наконец, братья Б., французы, корсиканцы по происхождению, давно обосновавшиеся в Куябе, по какой причине – неизвестно. Они с некоторой робостью говорили на своем родном языке, далеком и мелодичном. Перед тем как стать владельцами гаража, они охотились на белых цапель и так описывали свой способ: на земле располагались рожки из белой бумаги, куда большие птицы, очарованные этим чистым цветом, который был и их собственным, утыкались клювом и, ослепленные этим колпаком, без сопротивления позволяли схватить себя. Красивые перья обрывают с живой птицы в брачный период. У них были целые шкафы, полные этих перьев: как только мода на них прошла, они перестали продаваться. Затем братья Б. какое-то время были искателями алмазов. А теперь специализировались на снаряжении грузовиков, которые пускали, как некогда корабли через неизвестные океаны, по дорогам, где и груз и само транспортное средство рисковали оказаться на дне ущелья или реки. Но если все проходило благополучно, прибыль в 400 % возмещала понесенные затраты.