Читаем Печальные тропики полностью

Поднявшись немного наверх, мы увидели тонкую розовеющую линию, слишком неподвижную, чтобы ее можно было спутать с отблесками зари. В течение долгого времени мы сомневались в ее природе и реальности. Но после трех или четырех часов пути по каменистому склону взгляду открывается более широкий горизонт, и сомнения исчезают: с севера на юг протянулась красная стена, возвышающаяся на двести-триста метров над зеленеющими холмами. К северу она медленно понижается, переходя в плато. Но со стороны юга, откуда мы приближаемся, постепенно проступают детали. На стене, которая казалась только что безупречно ровной, становятся видны узкие расселины, выступающие вперед скалы, балконы и платформы. В этом каменном творении есть широкие площадки и ущелья. Грузовик потратит множество часов, перед тем как взберется по едва приспособленной человеком дороге на верхний выступающий край шапады Мату-Гросу, а далее тысячекилометровое плато шападан потихоньку понижается к северу вплоть до амазонского бассейна.

Перед нами открывается совсем другой мир. Жесткая трава молочного зеленого цвета едва скрывает песок, белый, розовый или цвета охры, образовавшийся от выветривания песчаника. Из растительности здесь только редко разбросанные узловатые деревья, защищенные от царящей в течение семи месяцев в году засухи толстой корой, блестящими листьями и колючками. Однако стоит дождю пойти в течение нескольких дней, чтобы эта пустынная саванна превратилась в сад: трава зазеленеет, на деревьях распустятся белые и сиреневые цветы. Здесь по-прежнему сохраняется ощущение необъятности простора. Поверхность кажется ровной, а склоны такими незначительными, что горизонт просматривается на десятки километров: полдня тратится на преодоление пространства, которое рассматриваешь с утра, и пейзаж этот повторяет вчерашний. Так что восприятие и память смешиваются, и наступает навязчивая иллюзия неподвижности. Земля простирается так далеко, она до такой степени лишена неровностей, что отдаленный горизонт сливается с облаками в небе. Картина эта слишком фантастична, чтобы утомлять однообразием. Время от времени грузовик переезжает вброд разлившиеся по плоскости реки без берегов, которые скорее затопляют плоскогорье, чем пересекают его, словно эта земля – одна из самых древних в мире, еще нетронутый фрагмент континента Гондваны, который в мезозое объединял Бразилию и Африку – осталась навсегда молодой, и реки не успели углубить себе русло.

В Европе под рассеянным светом небес земля являет четкие формы. Здесь роли неба и земли, привычные для нас, меняются. Над молочной полосой campo облака приобретают самые причудливые очертания. Небо – это область форм и объемов; земля хранит мягкость первых веков.

Однажды вечером мы остановились недалеко от гаримпо, лагеря искателей алмазов. Вскоре наш костер обступили тени: несколько старателей (garimpeiros), достав из котомок или карманов потрепанной одежды маленькие бамбуковые трубочки, высыпали их содержимое нам в руки. Это были необработанные алмазы, которые они надеялись продать. Но я был достаточно наслышан об их нравах от братьев Б., чтобы знать, что ничего из предложенного не может быть по-настоящему интересным. Старатели имели свои неписаные законы, которым строго следовали.

Люди здесь делились на две категории: авантюристы и беглецы; причем последних гораздо больше, ведь, однажды присоединившись к гаримпо, очень трудно выйти оттуда. Течение маленьких рек, в песке которых добывались алмазы, контролируют те, кто занял место первым. Крупную удачу приходится долго ждать, она выпадает нечасто. Поэтому старателей объединяют в отряды под руководством начальников, гордо носящих звание «капитана» или «инженера», задача которых вооружить своих людей и снабдить их необходимым оборудованием – луженым железным ведром, чтобы поднимать гравий, решетом, вашгердом, шлемом скафандра, чтобы заглянуть на глубину, воздушным насосом и, наконец, самое главное, – снабжать их провизией. Взамен работники обязывались продавать свои находки только доверенным скупщикам (которые были связаны с крупными голландскими и английскими гранильными мастерскими) и делиться прибылью с начальником.

Перейти на страницу:

Все книги серии Наука: открытия и первооткрыватели

Не все ли равно, что думают другие?
Не все ли равно, что думают другие?

Эту книгу можно назвать своеобразным продолжением замечательной автобиографии «Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман!», выдержавшей огромное количество переизданий по всему миру.Знаменитый американский физик рассказывает, из каких составляющих складывались его отношение к работе и к жизни, необычайная работоспособность и исследовательский дух. Поразительно откровенны страницы, посвященные трагической истории его первой любви. Уже зная, что невеста обречена, Ричард Фейнман все же вступил с нею в брак вопреки всем протестам родных. Он и здесь остался верным своему принципу: «Не все ли равно, что думают другие?»Замечательное место в книге отведено расследованию причин трагической гибели космического челнока «Челленджер», в свое время потрясшей весь мир.

Ричард Филлипс Фейнман

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы
Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы

Как появились университеты в России? Как соотносится их развитие на начальном этапе с общей историей европейских университетов? Книга дает ответы на поставленные вопросы, опираясь на новые архивные источники и концепции современной историографии. История отечественных университетов впервые включена автором в общеевропейский процесс распространения различных, стадиально сменяющих друг друга форм: от средневековой («доклассической») автономной корпорации профессоров и студентов до «классического» исследовательского университета как государственного учреждения. В книге прослежены конкретные контакты, в особенности, между российскими и немецкими университетами, а также общность лежавших в их основе теоретических моделей и связанной с ними государственной политики. Дискуссии, возникавшие тогда между общественными деятелями о применимости европейского опыта для реформирования университетской системы России, сохраняют свою актуальность до сегодняшнего дня.Для историков, преподавателей, студентов и широкого круга читателей, интересующихся историей университетов.

Андрей Юрьевич Андреев

История / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука
Она смеётся, как мать. Могущество и причуды наследственности
Она смеётся, как мать. Могущество и причуды наследственности

Книга о наследственности и человеческом наследии в самом широком смысле. Речь идет не просто о последовательности нуклеотидов в ядерной ДНК. На то, что родители передают детям, влияет целое множество факторов: и митохондриальная ДНК, и изменяющие активность генов эпигенетические метки, и симбиотические микроорганизмы…И культура, и традиции, география и экономика, технологии и то, в каком состоянии мы оставим планету, наконец. По мере развития науки появляется все больше способов вмешиваться в разные формы наследственности, что открывает потрясающие возможности, но одновременно ставит новые проблемы.Технология CRISPR-Cas9, используемая для редактирования генома, генный драйв и создание яйцеклетки и сперматозоида из клеток кожи – список открытий растет с каждым днем, давая достаточно поводов для оптимизма… или беспокойства. В любом случае прежним мир уже не будет.Карл Циммер знаменит своим умением рассказывать понятно. В этой важнейшей книге, которая основана на самых последних исследованиях и научных прорывах, автор снова доказал свое звание одного из лучших научных журналистов в мире.

Карл Циммер

Научная литература