Ночь прошла за пением и беседой. Каждому гостю предлагалось «представить номер», заимствованный на каком-то вечере в кафешантане – воспоминания о минувшем времени. Я снова нашел аналогию с путешествием в Индию, в связи с воспоминанием о банкетах мелких чиновников. Здесь, как и там, представляли скетчи, или еще то, что в Индии называют «пародиями», то есть имитации: стук пишущей машинки, треск застрявшего мотоцикла, затем – необычайный контраст – шум, напоминающий «танец фей», предшествующий звонкому изображению лошади, скачущей галопом. И заключали все «гримасы».
С того вечера со старателями я сохранил в моей записной книжке отрывок грустной народной песни в традиционном стиле. Речь идет о солдате, недовольном пищей, который пишет жалобу своему капралу; тот передает ее сержанту, и процесс повторяется на каждом следующем уровне: лейтенант, капитан, майор, полковник, генерал, император. Последнему не остается ничего, кроме как обратиться к Иисусу Христу, который, вместо того, чтобы передать жалобу Всевышнему, «берет в руку перо и отправляет всех в ад». Вот этот маленький образец поэзии сертана:
Однако настоящего веселья там не было. С давних пор уже алмазоносная порода истощилась. Регион был заражен малярией, лейшманиозом и анкилостомозом. Несколько лет назад появилась лесная желтая лихорадка. От силы два-три грузовика в месяц отправлялись теперь в путь, против четырех в неделю раньше.
Дорога, по которой мы собирались ехать, была заброшена с тех пор, как лесные пожары уничтожили мосты. Ни один грузовик не проехал там за три года. Нам ничего не могли сказать о ее состоянии; но если мы доберемся до Сан-Лоренсу, там нам помогут. В большом гаримпо на берегу реки мы сможем найти все необходимое: питание, людей и пироги, чтобы добраться до деревень бороро на берегу Риу-Вермелью, притока Сан-Лоренсу.
Как мы прошли, я не знаю, путешествие остается в моей памяти как смутный кошмар: бесконечные остановки, чтобы преодолеть многометровые препятствия, погрузка и разгрузка, участки пути, где мы были так изнурены перетаскиванием настила перед грузовиком, чтобы ему удавалось продвигаться вперед, что засыпали прямо на земле. А среди ночи нас будил гул, шедший из-под земли: это были термиты, которые поднимались на штурм нашей одежды и которые уже покрывали копошащейся пеленой внешнюю сторону прорезиненных накидок, служивших и защитой от дождя и подстилками. Наконец однажды утром наш грузовик начал спускаться к Сан-Лоренсу, который угадывался в густом тумане лощины. Чувствуя себя героями, мы объявляли о своем прибытии длинными гудками. Однако никто, ни один ребенок не вышел нам навстречу. Мы выходим на берег между четырьмя или пятью безмолвными лачугами. Никого. Все было необитаемым, и беглый осмотр убедил нас, что поселок покинут.
В состоянии крайнего нервного напряжения после усилий предыдущих дней мы пришли в отчаяние. Неужели придется оставить наш замысел? Прежде чем пуститься в обратный путь, мы сделали последнюю попытку. Каждый отправился в каком-то одном направлении и обследовал окрестности. К вечеру все вернулись ни с чем, кроме водителя, который обнаружил семью рыбаков, откуда привел человека. Он был бородат и болезненно бледен, как будто слишком долго пробыл в реке, объяснил, что желтая лихорадка поразила жителей полгода назад, а оставшиеся в живых разбежались. Но вверх по течению мы найдем еще несколько людей и дополнительную пирогу. Хотел ли он отправиться с нами? Конечно. На протяжении долгих месяцев его семья питалась только речной рыбой. У индейцев он раздобудет маниоку, саженцы табака, а от нас получит немного денег. На этих условиях он гарантировал надежность другого человека, владельца пироги, которого мы возьмем по пути.