Печальные тропики

Слишком измученный, чтобы быть в этот момент хорошим этнографом, я уснул с наступлением темноты беспокойным от усталости сном, под звуки песен, которые продлились до утра. Так, впрочем, будет до самого конца нашего пребывания: ночи были посвящены религиозной жизни, а спали индейцы с восхода солнца до середины дня.

Если не считать нескольких духовых инструментов, которые появились в определенный момент ритуала, музыкальное сопровождение голосов ограничивалось погремушками из бутылочной тыквы, наполненной мелким галечником, которые встряхивали заводилы. Я слушал их с восхищением: то повышающих голоса, то резко обрывающих пение, заполняя тишину треском инструмента, то нарастающим в темпе и силе звука, то затихающим; то, наконец, управляющих танцорами посредством чередования тишины и звука, чья продолжительность, интенсивность и качество были такими разнообразными, что дирижер наших больших оркестров не смог бы сделать это лучше. Ничего удивительного в том, что раньше туземцы и даже миссионеры считали, что в звучании погремушек слышны голоса демонов! Впрочем, если прежние заблуждения относительно так называемых «языков тамтамов» были развеяны, кажется вероятным, что, по крайней мере, у некоторых народов они основаны на настоящем кодировании языка, сокращенного до нескольких важных значений, выраженных символическим ритмическим рисунком.

С наступлением дня я собрался посетить деревню. У двери я наткнулся на жалких птиц: это домашние ары, которых приручают индейцы, чтобы ощипывать с них перья и мастерить головные уборы. Неспособные летать в таком состоянии, с клювом, который кажется шире из-за того, что объем их голого тела уменьшился наполовину, птицы напоминают цыплят, которых собираются зажарить на вертеле. Другие ары, уже восстановившие брачное оперение, с важным видом сидят на крышах, напоминая геральдические символы, раскрашенные в красные и лазурные цвета.

Я нахожусь среди поляны, на речном берегу, с трех сторон окруженной остатками леса, среди которых приютились огороды. Между деревьями просматривается основание холмов с крутыми склонами из красного песчаника. По периметру в один ряд расположены хижины, похожие на ту, в которой разместились мы. Их ровно двадцать шесть. В центре хижина, длиной приблизительно двадцать метров и шириной восемь, намного больше, чем другие. Это baitemannageo, мужской дом, где ночуют холостяки и где мужчины проводят время, когда не заняты рыбалкой, или охотой, или каким-нибудь публичным обрядом на площадке для танцев – на огороженном кольями участке овальной формы с западной стороны от мужского дома. Вход в мужской дом женщинам строго запрещен, они живут в периферийных домах, куда их мужья приходят по несколько раз в день по протоптанной сквозь кусты тропинке между клубом и семейной хижиной. С вершины дерева или крыши деревня бороро напоминает колесо телеги: семейные дома очерчивают круг, тропинки – спицы и мужской дом в центре – ступица.

Этот замечательный план был некогда присущ всем деревням, хотя их население намного превосходило нынешнюю среднюю величину (в Кежаре приблизительно сто пятьдесят человек). Тогда семейные хижины располагались на нескольких концентрических окружностях вместо одной. Бороро, впрочем, не единственные строят такие круговые поселения. С небольшими вариациями, они оказываются типичными для всех племен языковой группы жес, которые занимают Центральное Бразильское плато, между реками Арагуая и Сан-Франсиску, а бороро, вероятно, являются их самыми южными представителями. Но мы знаем, что их самые близкие с севера соседи, кайяпо, которые живут на правом берегу Риу-дос-Мортес и к которым проникли только лет десять назад, строят свои поселения подобно апинайе, шеренте и канела.

Круговое расположение хижин вокруг мужского дома имеет огромное значение и в социальной жизни и в культовых обрядах. Миссионеры-салезианцы, обосновавшиеся в районе реки Гарсас, быстро поняли, что самый верный способ обратить бороро в другую веру – заставить их покинуть свою деревню и поселиться в другой, где дома расположены параллельными рядами. Сбитые с толку относительно сторон света, лишенные привычного плана, основы их знания, туземцы быстро теряют представление о традициях. Словно их социальная и религиозная системы (мы вскоре увидим, что они неотделимы) слишком сложны, чтобы обойтись без схемы плана деревни, который будто направлял их поступки в повседневной жизни.

Рис. 22. План деревни Кежара