На довольном лице Федора красовалась улыбка. Слава чуть отступила в угол, ощущая неприятный озноб, который пробежал по телу. Она приготовилась к предстоящему насилию и несколько раз глубоко вздохнула, зная, что должна выдержать притязания Артемьева и не показать, как ей противны его прикосновения. Она до сих пор помнила, что однажды позволила себе сказать правду о том, что его объятья ей ненавистны. Тогда он впал в ярость и ударил молодую женщину в грудь и по лицу. Испугавшись за детей в своем чреве, Слава тут же замолчала, боясь новых побоев. Федор остановился, решив, что достаточно проучил эту нахалку, но пленница хорошо запомнила урок и решила более не противиться своему тюремщику, чтобы не навредить малышам.
— Как ты, лебедушка? — спросил ласково он, проходя внутрь. Она промолчала и лишь поджала губы. Федор окинул ее подозрительным взглядом и, приблизившись, сказал: — Ну, не хочешь не говори. Ты опять не в духе? Смотри, я тебе гостинец принес.
Он достал небольшой перстень с желтым яхонтом и протянул ей. Слава никак не отреагировала на его жест, замерев у изразцовой печи и обхватив себя руками. Ее взгляд, ничего не выражающий и мрачный, как будто умер. Федор вздохнул и, положив перстень на сундук, стоящий неподалеку, вновь подошел к молодой женщине.
— Не нравится? — спросил он заискивающе. — Скажи, чего хочешь? Может, платья новые? Или шубку?
Слава сглотнула горький комок и прошептала:
— Позволь мне в церковь выходить.
Она знала, что неуправляемый, буйный Артемьев очень набожен. Однако совершать грехи Федор не боялся, ибо знал, что можно покаяться на исповеди, и поп отпустит все его прегрешения.
— Нет, — жестко отрезал он, а затем уже более спокойно добавил: — Когда станешь моей женой, будешь со мной ходить. Пока дома сиди.
Он приблизился к ней почти вплотную, и его рука прошлась по волосам девушки. Слава напряглась и прикрыла глаза. Она почувствовала его горячие губы сначала на своей щеке, потом на губах. Артемьев перенес ее на кровать, и его ласки стали более настойчивыми.
Спустя час Федор поднялся с девушки и перекатился в бок. Его рука нежно гладила обнаженную упругую грудь пленницы.
— Ты красива, как царевна какая, — произнес он любовно и, приподнявшись над нею, добавил: — Других девок я позабыл, как моею ты стала.
— Марфа любит тебя сильно и детишки у вас.
— И что же? Она меня уже извела своей ревностью. Липнет ко мне все время, да к себе заманивает. Одного раза в неделю с нее достаточно.
— Она любит тебя, — тихо повторила Слава, со слов той же Марфы зная, что похотливый Артемьев не только успевает посещать их с Марфой, но и принуждает к интимным соитиям еще и других девок, которые все так же жили в его гареме.
Федор надеялся вызвать в девушке хоть какую-нибудь ответную реакцию, но после ее слов нахмурился и придирчиво заметил:
— Что они мне все? Когда у меня такая прелестница есть, как ты? Ты словно ясное солнышко, али луна ч
Слава чувствовала, что он хочет услышать от нее в ответ нечто ласковое, оттого и завел этот разговор с похвалами. Однако она была совсем не расположена ластиться к Артемьеву. Она ненавидела этого человека, и его присутствие угнетало ее. Решив, что хватит этих слащавых речей, девушка решительно сбросила руку Федора со своего бедра и села на постели, отвернувшись от него. Встала и, накинув на себя длинную рубаху и сарафан, которые часом раньше Артемьев снял с нее, отошла к печи. Присев на небольшую лавочку к нему спиной, она прижала ладони к теплому изразцу, пытаясь согреться.
Молча наблюдавший за всеми ее действиями Артемьев нахмурил густые темные брови и поднялся. Быстро одевшись, он натянул сафьяновые сапоги и, приблизившись к девушке, встал над нею.
— Ты уже много времени в моем доме, Светушка, — произнес ласково Федор. — Я обещал, что ты забудешь того охальника, и это произошло. Ты послушна мне и тиха, как и подобает жене. Скоро мы обвенчаемся. — Его ладони опустились на плечи девушки, и он сжал их. — Только одно терзает меня. Скажи, в твоем сердце есть хоть немного любви ко мне? Конечно, это ничего не изменит. Но все же мне было бы приятно об этом знать...
— Мне нечего тебе сказать. Я пленница и насильно не могу полюбить.
— Вот как? Уперлась в своем нежелании любить меня, тебе же хуже будет. Будешь жить поневоле со мной! — вспылил он.
— Уйди, Федор. Устала я от твоих речей.
Недовольно зыркнув на нее, он стремительно покинул горницу, со злостью хлопнув дверью. Слава же осталась сидеть у печи, взирая на горящие поленья. Словно в оцепенении, она не двигалась, мысли текли мрачными гнетущими потоками. Она чувствовала, что ее душевные силы уже на исходе, и надежда на спасение с каждым днем угасает все сильнее. Сколько раз за эти месяцы она пыталась разорвать энергетической силой кандалы Темных, но у нее не получалось добиться нужной концентрации энергии в руке, такой силы, с которой ей удалось некогда освободить Владимира от его оков. Она догадывалась, что именно зловещий браслет, подавляя ее существо, не давал ей создать нужную силу в руке, и, как она ни старалась, все было напрасно.