Печать Индиго. Владыко Миров (3 книга)

Поначалу Слава до конца не осознала, что произошло, так как, пока Федор насильно удерживал ее на коне, а затем тащил по двору, она боялась, что он вновь ударит ее и причинит вред детям. Но спустя некоторое время, после того как осталась одна в земляной ледяной яме, она поняла, что Артемьев в своей злобе решил уморить ее уж наверняка.

Осознав же до конца, что произошло, Слава резко вскочила на ноги и, невольно оступившись, была вынуждена схватиться руками за края ямы. Ладонями она тут же ощутила ледяную землю под пальцами и зябко поежилась от окружающего ее холода. Тут было гораздо холоднее, чем на улице. Земляные сырые стены, покрытые инеем, промозглый воздух и запах гнилых овощей вызвали у нее испуг. Она быстро озябла и подумала, что долго не протянет в этом жутком холодном месте. Запахнув посильнее простой зипун, который был на ней, и, обхватив себя руками, чтобы хоть немного сохранить тепло, она начала озираться по сторонам, пытаясь отыскать немного соломы. Тусклые лучи восходящего солнца проникали внутрь, едва освещая мрачное подземелье. В углу стоял холщовый мешок, от которого исходил запах гнили. В некоторых местах сверху земляных стен свисали сосульки.

Ощущая подступающую муку холода, Слава, пытаясь храбриться, начала ходить по небольшой окружности ямы, чтобы не замерзнуть. Она не знала, сколько ей сидеть в этой ледяной тюрьме, но подозревала, что Артемьев вряд ли скоро сжалится над нею. Видимо, за побег он решил заморозить ее насмерть, потому что Федор был не просто жестокосердным, он был кровожадным и получал наслаждение от мучения других людей.

Горячий воздух со свистом вырвался из сухих губ Славы, она видела белый пар, исходивший из рта, который был хорошо заметен в заледенелом воздухе. Она так и ходила по кругу земляной ямы, словно заведенная, зная, что ей нельзя останавливаться, ибо она вмиг замерзнет. От бессилия что-либо изменить на ее глазах выступили слезы. Обхватив руками выпуклый живот, она печально размышляла о своих малышах, которые в эту минуту замерзали вместе с нею. И отчетливо понимала, что не сможет выжить в этом ледяном подземелье и нескольких суток, если Федор в ближайшее время не смилостивится, она, вероятнее всего, окоченеет от холода.

Хотя солнце стояло в зените, на улице было довольно прохладно. Уже несколько часов она, не переставая, ходила, то и дело, выдыхая горячий пар на свой живот, как будто старалась хоть немного согреть малышей, которые были в ее чреве. Спустя четыре часа заточения ее силы начали иссякать, а тело уже дрожало от ледяного озноба. Она понимала, что никто не придет к ней на помощь и не вызволит ее из этого смертельного земляного мешка, ведь все слуги до жути боялись буйного Артемьева.

На ее удивление, после полудня у ямы появился сам Федор. Он вновь был изрядно пьян. Едва приблизившись к холоднику, он устремил мрачный взор вниз, на замерзшую девушку, которая сидела на холщовом мешке с гнилыми овощами, и громко спросил:

— Ну что, одумалась?

Слава даже не подняла на него лица, лишь сильнее съежилась в своем простом зипуне. Она не собиралась отвечать Артемьеву, в этот миг считая его исчадием ада. Ей казалось, что он получает физическое удовольствие, мучая ее. В эти мгновения она была морально раздавлена и телесно немощна, почти пала духом, чувствуя, что ее страдания достигли той черты, после которой смерть была лишь радостью и избавлением от терзающих мук. Она знала, что Федор ждет ее слез, раскаяния и обещаний в любви, но даже если бы это был ее последний час на земле, Слава не стала бы говорить с ним сейчас. Она отчетливо осознавала, что лучше окоченеет от холода и умрет, чем будет далее подчиняться ему.

— Молчишь? — процедил, вновь впадая в бешенство, Артемьев. — Тогда сиди до утра в яме! Неблагодарная девка! Будешь знать, как пренебрегать мною!

Он быстро отошел от ямы и вновь устремился в хоромы.

Марфа следила за Федором из-за амбара, прячась, чтобы он не заметил ее. Когда он вновь скрылся внутри дома, молодая баба, озираясь по сторонам и сжимая в руках небольшой сверток, стремительно приблизилась к яме. Во дворе было пустынно, ибо настало время обеденной трапезы, оттого Марфу никто не заметил. Она сильно наклонилась вниз и, устремив жалостливый взор на Славу, которая, скрючившись от холода, сидела на мешке, тихо позвала:

— Светослава Романовна!

— Марфа! — ответила ей тут же Слава, подняв голову. Она поспешно встала на ноги и приблизилась к краю ямы, где стояла баба. — Федор ничего тебе не сделал?

— Нет. Вы же не выдали меня. Благодарствую. Раньше я не могла прийти. Двор полон народу был. Вот, я вам свечи принесла, да еще накидку теплую, да шаль пуховую. Укутайтесь. Еще огниво. Ловите!

Марфа проворно кинула сверток с вещами прямо в протянутые руки пленницы.

— Благодарю, Марфа, — безжизненным голосом пролепетала девушка, прижимая сверток к груди. — Ты единственный друг мой здесь. Только не надо было…

— Вы немного обождите, я что-нибудь придумаю, как помочь вам. Попробую поговорить с Федором.