— Дозвольте мне сказать, Федор Тихонович, — сказала тихо одна из сенных девушек, которая стояла поблизости и опасливо смотрела на разгневанного хозяина.
— Че, Иринка? — процедил Артемьев.
— Сегодня на рассвете видела, как дед Семен на телеге выезжал. Они с бабкой Анисьей в сельцо соседнее поехали.
— И к чему ты это приплела, дура? — ощетинился Федор и, оттолкнув одного из слуг, уже направился к лестнице, собираясь сам проследить за поимкой наглой девки.
— А к тому, что бабка Анисья до сих пор в своей каморке спит, — сказала глухо девица.
Лишь несколько мгновений понадобилось Артемьеву, чтобы понять, что к чему. Уже через миг он оскалился, словно зверь, и лицо его стало невменяемым.
— Вот гадина изворотливая! — процедил сквозь зубы он, понимая, что Слава как-то умудрилась обрядиться в бабку Анисью и улизнуть из усадьбы. И тут же он прохрипел приказ: — Немедля собирай мужиков! В погоню поедем! Не могла она далече уехать на телеге!
— Вот и я говорю, что не могла, — закивал угодливо Тимофей.
Дед Семен медленно погонял кобылу, а Слава, нервно озираясь по сторонам, инстинктивно ощущала, что ее побег уже обнаружили. Однако не могла нащупать в пространстве ответ на вопрос, преследуют ее или еще нет. Ибо браслет на ее ноге подавлял дар ясновидения. Потому, когда послышался нарастающий топот коней, она затравленно обернулась и вскрикнула:
— Дед Семен, останови!
Тот испуганно обернулся и увидел, что на него смотрят не старые глаза Анисьи, а яркие золотые очи девушки.
— Ты как тут очутилась? — испуганно вымолвил старик.
— Останови немедля! — выпалила неистово Слава и сама, стремительно наклонившись вперед, дернула вожжи, чтобы осадить кобылу. Лошадь заржала и остановилась. Но всадники уже были близко. Слава мгновенно выпрыгнула из телеги и побежала во дворы. Она не могла быстро передвигаться, поскольку шел уже восьмой месяц сроку, и ее живот был довольно большим. Оттого не успела она даже выбежать на соседнюю улицу, как перед ней выпрыгнул конь Артемьева. Сидя верхом на вздыбленном жеребце, Федор загородил ей путь, и Слава невольно вскрикнула. Уже через секунду мужчина стремительно спешился и надвинулся на нее, грубо схватив за плечо.
— Ах ты, гадина неугомонная! — прошипел он, ударив ее по щеке со всей силы. Она не упала только потому, что второй рукой он жестко держал ее за плечо. — Никак не уймешься?! Опять бежать задумала?! Так не бывать этому! Скорее я придушу тебя собственными руками, чем отпущу!
В это время мужики Артемьева уже окружили их на своих конях, и все молчаливо смотрели за этой жутковатой сценой.
— Ненавижу! Черт поганый! — прохрипела Слава, пытаясь вывернуться из его беспощадной хватки. — Я все равно убегу, хоть убей, не буду при тебе!
Красивое лицо Федора вмиг побледнело, а затем покраснело от ярости. Он жутко оскалился и вновь со всего размаху дал ей пощечину. Слава инстинктивно закрыла лицо руками, отшатнувшись от озверевшего Артемьева. Он ударил ее в грудь, и она упала на землю. Он наклонился над нею и, схватив за длинную косу, начал трясти девушку.
— Где кольцо, дрянь?! — цедил он над ней. — Немедля отдавай кольцо!
Слава отрицательно мотала головой, непокорно глядя в его разъяренные глаза. Федор начал нагло шарить по ее лифу и карманам и уже через минуту нашел перстень Темных. Злорадно оскалившись, он надел его на свою левую руку.
— Говори, кто помог тебе бежать?! — прохрипел он зло. — Не могла ты одна такое вымудрить! Говори, ну!
— Одна я все, — прошептала Слава тихо, отчетливо понимая, что даже на смертном одре не выдала бы теперь Марфу, свою единственную заступницу в усадьбе Федора.
— Не скажешь? Ну, пеняй на себя! Мое терпение лопнуло! Сидеть тебе в холоднике! — выпалил он и, схватив брыкающуюся Славу в охапку, потащил ее к своему жеребцу.
Посадив ее впереди себя, Артемьев, проворно вскочил в седло и, словно железным кольцом, обхватил рукой девушку под грудью. Пришпорив коня, он направил его в нужную сторону, невольно отмечая, как его люди поскакали за ним. Поджимая от досады и злости губы, Федор отвернулся от Славы, от обуявшего его гнева не силах даже смотреть на эту своевольную девку, которая явно заслуживала хороших тумаков и наказания.
Наконец они вернулись в усадьбу, Артемьев пребывал в бешенстве, искренне не понимая, отчего эта строптивица продолжает упорно, уже который месяц, сопротивляться ему и ни в какую не хочет остаться с ним. Он немедленно стянул девушку с коня и потащил ее к амбарам, велев слуге открыть один из холодных подвалов, которые были вырыты прямо в земле, сбоку двора, потолком в них служила железная решетка. Почти слетев с девушкой по деревянной лестнице внутрь сырой земляной ямы, Федор зло швырнул Славу на землю и проворно вылез наверх. Собственноручно убрав лестницу, он с ожесточением задвинул железную решетку и закрыл девушку на замок, ключ от которого услужливо подал ему один из дворовых мужиков. Слава в испуге смотрела на него из земляной ямы, а Федор, лишь злобно оскалившись, поцедил:
— Посиди покудова здесь! И подумай! Может, и одумаешься!