Печать льда

Другое дело, что все это как-то вполголовы занимало звонарку, словно и не она хлопотала по дому, а привычка ее водила. И даже натянуть на плечи неброский, но теплый и действительно дорогой, даренный храмовниками, платок не ясная мысль заставила, а давняя привычка. Стоило редкой обнове появиться, так и разбирало девчонку повертеться у дома Рина Олфейна, только бы на глаза ему показаться!

Вот и теперь Джейса поправила одеяло на лежаке отца, глянула в треснутое бронзовое зеркальце, натянула стоптанные башмаки и застучала подошвами по узкой лестнице. Бегом к дому Олфейнов побежала. А что там бежать-то было — всего ничего. Только вот зря ноги трудила, не оказалось дома никого. Вместо герба к двери дома Олфейнов был прибит тяжелый деревянный брус, и каждый гвоздь вываркой смоляной да магистерской печатью сверкал.

Тут девушку и поймал Арчик. Ухватил здоровой рукой за локоть и к себе повернуть попытался.

— Чего забыл-то? — зло вырвала она руку.

— Ничего, — только и пробормотал парень. — Хотел в глаза твои заглянуть. Вроде ты и не ты. Вчера еще, как из Храма шла, глаза мне твои не понравились. Только они у тебя и до Храма не те были. Или ты совсем ума из-за Олфейна лишилась?

— Выходит, и раньше полоумной была? — поджала губы Джейса.

— Пугаешь ты меня, — покачал головой Арчик. — Шарб сказал, что ты словно сама не своя. Попросил присмотреть за тобой. Мало ли что…

— Мало ли — что? — Джейса уперла руки в бока. — Неужели защитить сможешь? Одной-то рукой? Это тебе не за веревку по часам дергать! Иди-ка, приятель, куда шел, а от меня отстань!

Арчик только плечом дернул. Верно, что ничего нового не сказала Джейса, верно и то, что резанули ее слова по нутру словно стальным лезвием. Но уж так не вязалось сказанное ею с ней самой, что вместо обиды только удивлением да досадой в голову плеснуло. Уж так Арчик привык к жалости в ее голосе, которая издавна выводила его из себя, что не готов оказался к злости. Так и остался стоять у ступеней дома Олфейнов, к которому один за другим тянулись зеваки со всего Верхнего, а то и Среднего города — не часто дома магистров опечатываются!

А Джейса пошла — побежала — по улице Камнерезов, на которой только вчера платьем трясла, ноги юному Олфейну, от стыда сгорая, показывала. Груди коснуться предлагала! Вот и теперь жаркое что-то по щекам хлестнуло. Как же она могла? Неужели остатки стыда растеряла? А что однорукому только что выпалила? Может быть, и правда, совсем ума лишилась? А вчера-то что было? С Хакликом!

Как только ноги не подкосились? Боже, Единый вседержитель и творец, прости ты ее неразумную!

К стене прислонилась, поежилась, в платок кутаясь. Все-таки холодновато уже без свитки, скоро и в свитке не согреешься. А кожушок еще в прошлом году на куски расползся. Может быть, спустить монеты, что в Храме ей сыпанули в сумку на шерстяные чулки, все одно скоро отец принесет содержание за очередную неделю? Стояла так, думала, с трудом слезы сдерживала, те мысли, от которых убегала всегда, сама на себя нагоняла и то лишь потому, чтобы вчерашнее не вспоминать.

А что вчера было-то? Ну дала приворот старику. Разве ж она знала, что от него слабое сердце разорваться может? Ведь не сказал ей Хельд? Не сказал, значит, и вина на нем! Его зло, а не ее. Всякого Единый в посмертии обоняет. Человек в жизни и добро, и зло лепит, от каждого лепка запахом пропитывается. Вот какой запах перебьет, тот и пойдет в зачет пред ликом творца. Так что смерть Хаклика на Хельда ляжет.

А на Джейсе до вчерашнего дня так и тени никакой не было. Разве что любовь безответная. Ну так про любовь еще и Камрет говорил, когда в Кривую часовню с ней шел, вокруг любви много зла случается. Вот только сама любовь никакое не зло и никогда злом не была и не будет! Поэтому и ее, Джейсы, любовь к молодому Олфейну никакое не зло. Разве может быть злом то, что наполняет грудь такой легкостью? Что уста сладостью томит?

Всего-то и зла на ней, бедняжке, что пекаря уколола. Он и не понял ничего, только руки развел, которыми пытался ее в кладовке обнять, чихнул да в лавку побрел. А ей только того и надо, тут же бежать бросилась. Разве зло это?.. Шалость всего лишь, или ей от судьбы хоть что-то кроме ладного тела да чистого лица перепало? Ну уколола. Позудит да расчешется. Лишь бы не вспомнил ничего да не сболтнул кому не надо. Жалко только, что шип там же в кладовке и обронила. Сейчас бы Арчика им уколоть, чтобы губы не полнил да собственный глаз тоской не застилал.

Еще крепче зажмурила глаза звонарка. От стены отодвинулась — нечего спину камнем выстуживать, но глаз не открыла. Еще постояла с минуту, успокаиваясь, потом потуже в платок закуталась — все-таки близится зима, уж и осень перехлестывать холодом начала — и пошла к Северным воротам. Где еще искать Рина Олфейна, как не на торжище? Всякий знает, если кто пропал да в пепел не обратился, всяко на торжище выбредет. Потому как идти в Айсе больше некуда.