Педро Парамо. Равнина в огне (Сборник)

И одному Богу известно, как она ревела.

Я спросил у господина, который видел, как река уносит корову, не было ли с ней бычка, который обычно ходил рядом. Но человек ответил, что не знает – видел он или не видел. Сказал только, что пятнистая корова проплыла копытами вверх совсем рядом с тем местом, где он стоял. А потом кувыркнулась, и он больше не видел ни рогов, ни копыт, ни какого другого признака коровы вообще. По реке плыло много деревьев с корнями и со всем прочим, и он был слишком занят тем, что вылавливал их себе на дрова. Так что времени разбираться, что там несет с собой река – животные это или ветки деревьев, – у него не нашлось.

Поэтому мы до сих пор не знаем, жив ли бычок или отправился вниз по реке вслед за матерью. Если так, да пребудет Господь с ними обоими.

Теперь, после того как моя сестра Тача осталась без приданого, все в доме беспокоятся по поводу завтрашнего дня. Дело в том, что папа ценой больших трудов приобрел Змейку еще маленькой телочкой, чтобы потом подарить моей сестре. И с одной-единственной целью: чтобы у нее был при себе хоть какой-то капиталец и ей не пришлось становиться шлюшкой, как это произошло с двумя другими, старшими сестрами.

Папа говорит, что они погибли, с одной стороны, из-за того, что мы очень бедные, а с другой – из-за того, что сами чересчур строптивые. С детства любили покапризничать, а как выросли, стали водиться с мужчинами самого дурного пошиба, которые учили их всяким непотребствам. А они и рады стараться: всё схватывали на лету, и уже очень скоро научились различать свистки, которыми те, бывало, вызывали их глубокой ночью. А потом и прямо среди бела дня стали выходить. Делали вид, что идут за водой, а ты вдруг, в самый неожиданный момент, видел, как они на скотном дворе нагишом кувыркаются по земле, и на каждой – по здоровому мужику.

Тогда папа выгнал их обеих. Сначала терпел, сколько мог, а потом не стерпел и вышвырнул прямо на улицу. Они ушли в Аютлу или куда-то еще, я точно не знаю. Но остались шлюшками, как и были.

Это и мучает теперь моего папу: что будет дальше с Тачей. Он не хочет, чтобы с ней вышло так же, как со старшими сестрами. Но понимает, что без коровы у Тачи теперь ничего нет. Что жить ей теперь, пока она не выросла и не вышла замуж за достойного человека, который будет любить ее всю жизнь, не на что. Все это теперь будет ой как непросто. С коровой все было бы иначе – всегда нашелся бы человек, готовый взять ее замуж, хоть бы и ради такой красивой коровы.

Остается только надеяться, что жив бычок. Вдруг он не стал переходить реку вслед за матерью? Потому что если он все же сделал это, мою сестру Тачу можно почти с полной уверенностью записывать в шлюшки. А мама так не хочет.

Мама не понимает, за что Господь наказал ее, когда дал ей таких дочерей. И это притом, что у нее в семье, от самой ее бабушки и по сей день, не было ни одного дурного человека. Все воспитывались в страхе Божьем, всегда были послушными и ни к кому не проявляли непочтения. Все, как один. И не поймешь, кто мог послужить примером для этих двух ее дочек. Она такого не припоминает. Перебирает в голове все возможные воспоминания, но не может понять: что за зло, что за грех она совершила, что у нее родились, одна за другой, две дочери с одними и теми же дурными наклонностями. Изо всех сил пытается вспомнить, но не выходит. И каждый раз, когда она думает о них, мама плачет и говорит: «Пусть Господь сохранит их обеих».

Но папа уверен, что им уже не помочь. А теперь опасность угрожает Таче, которая пока что здесь, с нами, и растет дылдой, что твоя сосна. И у нее уже появились зачатки грудей, и они, похоже, будут такими же, как у сестриц: высокими, заостренными и всегда немного приподнятыми в готовности привлечь внимание.

«Да», – говорит он. «Кто бы и где их ни увидел, глаз не оторвет. И кончит она плохо. Так и вижу, кончит она плохо».

Вот что мучает теперь моего папу.

А Тача плачет. Она понимает, что корова к ней больше не вернется, потому что ее убила река. Сидит здесь, рядом со мной, в своем розовом платье, смотрит на реку с высокого берега и плачет не переставая. И по лицу у нее текут струйки грязной воды, будто река сидит уже и в ней самой.

Я обнимаю ее, стараясь утешить, но она не слушает. Плачет еще сильнее. Изо рта у нее выходит звук, похожий на шум воды, из-за которого она вся дрожит и трясется, а вода прибывает и прибывает. Брызги гнилой воды летят в заплаканное лицо Тачи, и две ее маленькие груди поднимаются и опускаются без передышки. И, кажется, вот-вот начнут набухать и расти – ей же на погибель.

Человек

Стопы человека тонули в песке, оставляя бесформенный след, будто копыто животного. Карабкались по камням, цепляясь за них при подъеме. Потом ступали дальше – наверх, в поисках горизонта.

«Плоскостопие, – сказал тот, кто шел следом. – И не хватает одного пальца. У него нет большого пальца на левой ноге. Не каждый день встретишь человека с такими приметами. Это будет нетрудно».