– Ждем еще одного. Говорят, их было трое, так что надо найти третьего. Говорят, не хватает мальчишки. Мальчишка мальчишкой, но это он устроил засаду лейтенанту Парре и перебил всех его людей. Он должен объявиться где-то поблизости, как объявились эти двое – а они постарше его и поклыкастей. Майор сказал, что если этот не придет сегодня-завтра, прикончим первого встречного, и приказ будет выполнен.
– А почему нам не пойти поискать его? Заодно и развеемся немного.
– Нет нужды. Он должен прийти. Все они идут к горам Команхи, чтобы воссоединиться с
– Да, было бы славно. А то, глядишь, и нас туда отправят.
Фелисиано Руэлас подождал еще немного, пока не улеглось волнение, щекотавшее желудок. Потом набрал воздуха в легкие, будто собирался нырнуть в воду, и, пригнувшись, почти ползком, на четвереньках двинулся прочь.
Добравшись до ручья, он выпрямился и пустился бежать, пробиваясь через жнивье. Он не оглядывался назад и не останавливался, пока не убедился, что ручей затерялся среди долины.
Тогда он остановился. Он глубоко вздохнул, дрожа всем телом.
На Север
– Я уезжаю, отец. Далеко. За этим и пришел – предупредить вас.
– И куда ты собрался, нельзя ли узнать?
– На Север.
– И на кой тебе туда? Неужто здесь нечем заняться? Ты что же, больше не разводишь свиней?
– Разводил. Теперь нет. Нет смысла. На прошлой неделе нам нечего было есть, на позапрошлой мы питались одной зеленью. Мы голодаем, отец. Вы-то себе и представить такого не можете, потому что живете хорошо.
– Чего ты там бормочешь?
– Что мы голодаем. Что вам этого не понять. Напродаете ракет, петард, пороху, и живете себе спокойно. Люди любят праздники, а к вам деньги текут ручьем. Но у нас все иначе, отец. Свиней больше никто не разводит. А если кто разводит, так себе же на пропитание. А если продают, то задорого. А у людей нет денег, чтобы покупать. Так что с этим предприятием покончено, отец.
– И за каким чертом ты тащишься на Север?
– Денег заработать, зачем же еще. Смотрите сами: Кармело вернулся богачом, даже привез с собой граммофон и теперь берет по пять сентаво с каждого, кто слушает его музыку. Неважно, что ставить: простые танцульки или хоть эту Андерсон с ее грустными песнями – стоит все одинаково. И неплохо зарабатывает, всегда есть очередь послушать. Так что сами видите: надо только съездить и вернуться. Вот я и решил поехать.
– А где ты оставишь жену с детьми?
– За этим я и зашел, предупредить вас. Попросить позаботиться о них.
– А я что тебе, сиделка какая? Уезжаешь – так пускай Господь за ними и последит. Я слишком стар, чтобы растить детей. Сполна хватило забот с тобой и с твоей сестрой, мир ее праху. Никогда больше не возьму на себя ничего подобного. Говорит ведь пословица: «Если колокол не бьет, значит, нету языка».
– Не нахожу, что сказать вам, отец. Даже не узнаю вас. Что получил я с того, что вы меня вырастили? Одни мучения. Вы просто вышвырнули меня в этот мир: выбирайся, мол, как знаешь. Не научили даже собственному ремеслу – этим петардам да хлопушкам. Видно, чтобы не отнимал у вас работу. Напялили на меня штаны да рубашку – и вперед, шагом марш, учись жить, как сумеешь. Выкинули из родного дома в чем мать родила. А теперь, смотрите сами: мы умираем с голоду. Ваша невестка, ваши внуки и я, ваш несчастный сын. Все ваше драгоценное потомство, так сказать. Вот-вот откинем копыта. И не просто так, а с голоду – вот что больше всего выводит из себя. Неужто вы думаете, что это справедливо? Что так и должно быть?
– А мне, черти бы тебя побрали, что за дело до всего этого? Зачем ты женился? Ты ведь ушел из дома и даже не спросил моего благословения.
– Я сделал это, потому что вы никогда не любили Трансито. Позорили ее передо мной с того самого дня, как я привел ее в дом. Вспомните сами: вы даже не повернулись, когда она пришла в первый раз. «Смотрите, папаша: это и есть девушка, с которой я хочу связать свою судьбу». А вы пустились говорить загадками: мол, вы и сами с ней знакомы «самым интимным образом», будто она уличная девка какая. И наговорили столько всего, что я и сам не понял. Поэтому я даже не стал приводить ее во второй раз. Здесь на меня обижаться нечего. Я лишь прошу позаботиться о ней, потому что в самом деле ухожу. Делать здесь теперь нечего, незачем даже пытаться.
– Все это болтовня. Кто работает – тот ест, а кто ест – тот жив. Запомни эту мою мудрость. Посмотри хоть на меня: стар как кляча, а не плачу. А когда был молод – и говорить нечего. Нередко и на женщин хватало! Тому, кто работает, хватает на всё, а на телесные потребности – и подавно. Все дело в том, что ты дурак. И не говори, что это я научил тебя этому.
– Но ведь вы мой родитель. И должны были направить меня на путь истинный, а не выпускать на все четыре стороны, как коня в кукурузное поле.