В летние каникулы Седьмой съездил на двадцать дней в Шанхай, перенимать опыт. Обратно плыл на теплоходе, но из-за того, что долго плыли против течения и Седьмой страдал от скуки, он решил познакомиться с женщиной, которая спала в той же каюте на верхнем ярусе. В уголках её глаз уже появились лучики морщин. Одета по последней моде, интересная собеседница, в общем, птица высокого полёта, ещё выше, чем его девушка. За три дня на пароходе они стали приятелями. Сойдя на берег, она написала Седьмому свой адрес. Он прочёл — «Шуйгоху»[24] и всё понял, она, оказывается, далеко не обычная женщина. А когда она написала ещё и телефон, его будто молнией ударило. Удар пришёлся прямо в сердце, оно сначала заныло, но боль быстро сменилась радостным возбуждением.
— Ты не будешь против, если я зайду в гости? — с улыбкой спросил он.
— Учёному мужу двери всегда открыты, — ответила она.
Через три дня Седьмой позвонил ей.
— Я ждала твоего звонка, — сказала она.
Сердце Седьмого бешено застучало. С этого момента он постоянно приглашал её погулять или посидеть в кафе, а она стала водить его в кино и театр.
Седьмой уже выяснил, что за фигура её отец. Она была на восемь лет старше, «лаосаньцзе».[25] Когда отца репрессировали, она отправилась в деревню. Там работала изо всех сил, чтобы искупить отцовское преступление, и в итоге заболела. Болезнь оставила её бесплодной. В тот день была страшная гроза, но она, несмотря на то что вот-вот должны были начаться месячные, пошла с отрядом срочно укреплять дамбу. Когда дамбу прорвало, она наравне с мужчинами прыгнула в ледяную реку, и они все вместе, рука об руку, боролись со стихией, пока она не упала без чувств прямо в воде. Её вытащили, но на месяц она загремела в больницу. При выписке врач сообщил печальную новость — наверное, самое страшное, что может услышать женщина. Ей было двадцать два, она ещё даже не думала о романах и замужестве, вопрос рождения детей тем более не стоял. Тогда она просто равнодушно улыбнулась. Но годы шли, и проблема становилась всё серьёзнее. Всем поклонникам она сразу откровенно говорила, что не сможет иметь детей. Большинство грустно вздыхали и отказывались от ухаживаний. Когда перевалило за тридцать пять, она уже вконец измучилась. Она решила, что если в сорок лет по-прежнему будет одна-одинёшенька, то поедет на ту дамбу, которая отняла у неё самое драгоценное, и там покончит с собой. К моменту встречи с Седьмым она уже часто размышляла об этом. Сначала ей нравилось общаться с ним, потому что, как и любую женщину, её привлекла приятная внешность, к тому же вроде бы неглуп, нравилось, что можно говорить вот так, по душам, с совершенно незнакомым человеком, да ещё и мужчиной. Но она совсем не ожидала, что Седьмой продолжит за ней настойчиво ухаживать и спустя полмесяца с той поездки. Когда она сказала ему, что не может иметь детей, он, кажется, даже не удивился. Он по-прежнему часто бывал у неё, ходил с ней по магазинам, пить кофе, в гости к её друзьям и родственникам, обнимал за талию, когда рядом никого не было, иногда с улыбкой целовал в лоб. Когда они оказывались в её комнате, обставленной очень по-женски, он сжимал её в объятиях так крепко, что она почти не могла дышать. Эти страстные объятия пьянили её и одновременно рождали боль где-то глубоко в сердце. Но стоило немного успокоиться, как внутренний голос начинал шептать: этот мужчина интересуется не тобой, а твоим отцом. Она не хотела слушать, но голос звучал всё чаще.
Однажды она не выдержала.
— Если бы мой отец был как твой, ты бы вот так же за мной ухаживал?
Седьмой спокойно улыбнулся:
— Зачем спрашивать такие глупости?
— Я знаю, что тобой движет, в чём твой хитрый план.
Седьмой спокойно смерил её взглядом:
— Если бы ты была полноценной женщиной, ты бы стала принимать ухаживания человека с моим происхождением и положением?
Она опустила голову.
Спустя пару дней Седьмой привёл её в Хэнаньские сараи, к нам в дом. Он приподнял кровать и показал ей: вот здесь, в темноте и сырости, я спал каждый день своей жизни, пока не отправился в деревню. Потом отодвинул диван, который недавно купили, и сказал, показывая на пол:
— А тут спали мои пятеро братьев. Старшему брату спать было негде, — добавил он, — поэтому он каждый день работал в ночную смену.