Пейзаж с ивами

— Странная вещь — эти так называемые «старые дома». Всех, кто не принадлежит к ним, они считают выскочками. Боюсь, что и о нынешнем императоре они такого же мнения! Мне доводилось слышать, что в своем кругу они до сих пор пользуются давно отмененными титулами и продолжают говорить на особом диалекте.

— Они намеренно игнорируют настоящее, ваша честь, — согласился Дао Гань. — Предпочитают замыкаться в своем кругу и избегают присутствовать на официальных торжествах. В их среде распространены родственные браки и, как это ни прискорбно, наблюдается немалое распутство — я имею в виду связи хозяев со слугами, что является отголоском прошлых феодальных времен. И в этом огромном, суматошном городе они предпочитают жить в своем мирке, чураясь мира внешнего.

— Торговец Мэй был исключением, — задумчиво сказал судья Ди. — Он относился к своим гражданским обязанностям с полной ответственностью. А Ху или И я даже никогда и не видел.

Тут вмешался Цзяо Тай, который до этого только прислушивался к беседе.

— Люди с городских окраин сочли смерть Мэя дурным предзнаменованием. Они твердо уверены, что судьбы этих старинных родов каким-то таинственным образом связаны с судьбой города, которым они некогда правили. Существует даже песенка, которая передается из уст в уста. В ней предсказывается гибель всех трех родов. Люди на улицах воспринимают ее вполне серьезно и истолковывают как предзнаменование гибели города. Разумеется, все это полная чушь!

— Странная штука — уличные песенки, — заметил судья. — Никто не знает, где и почему они возникают. Они появляются внезапно и распространяются подобно лесному пожару. А о чем идет речь именно в этой песенке, Цзяо Тай?

— Это глупый стишок, ваша честь, всего в пять строк:

Раз, два, три:
Мэй, Ху, И —
Один потерял постель,
Глаза лишился второй,
А третий — своей башки.

А поскольку господин Мэй скончался, разбив себе голову, чиновники канцелярии убеждены, что в последней строке содержится намек на происшедшее несчастье.

— В такое смутное время, — озабоченно сказал судья, — люди склонны верить самым странным слухам. А что думают твои гвардейцы о положении в целом?

— Ситуация могла бы быть значительно хуже, — ответил Цзяо Тай. — До сих пор не было ни одного случая нападения на продуктовые склады, крупного ограбления или серьезного насилия. Мы с Ма Жуном ожидали, что начнутся беспорядки — для этого у всяческих негодяев идеальные возможности. Дело в том, что для сожжения трупов на большом костре требуется много людей и нам пришлось сократить ночные патрули. А большинство состоятельных семей уехало из города в такой спешке, что не успели даже толком обеспечить безопасность своих оставленных жилищ.

Дао Гань поджал губы.

— Ну а те, кто не уехал, отослали почти всех слуг, оставив при себе только самых необходимых. Ныне этот город — рай для воров! Но, к счастью, похоже, грабители не спешат этим воспользоваться.

— Не обольщайтесь, друзья, сегодняшним спокойствием, — угрюмо посоветовал судья. — Сейчас люди парализованы охватившим их чувством страха, но в любой момент этот страх может смениться безумной паникой. И тогда волна насилия и крови захлестнет город.

— Мы с братцем Ма придумали неплохую систему оповещения при тревоге, — поспешил сообщить Цзяо Тай. — Наши гвардейцы занимают стратегические посты в Старом и Новом городе. Посты немногочисленные, но там находятся отборные люди. Я уверен, что нам удастся пресечь беспорядки в самом зародыше.

А поскольку в соответствии с законом о чрезвычайном положении допускается упрощенная судебная процедура, мы…

Судья Ди прервал его поднятием руки.

— Слышите? — воскликнул он. — Оказывается, еще остались уличные певицы!

Приятный тонкий девичий голос доносился с улицы под аккомпанемент какого-то струнного инструмента. Им с трудом удалось разобрать слова:

Прошу не укорять меня,
Милая госпожа Луна,
За то, что так поспешно закрываю
Окно от твоих лучей.
Но самое сладостное томление
Никогда…

Внезапно песня оборвалась, и раздался пронзительный вопль ужаса.

Судья подал знак, и Цзяо Тай стремительно бросился к выходу.

Глава 3

Девушка еще крепче прижала лютню к обнаженной груди и снова закричала. Черный капюшон одного из напавших на нее свалился, и можно было отчетливо видеть его красное, обрюзгшее лицо, покрытое синими пятнами. Нависнув над девушкой, он протянул руки, тонущие в просторных рукавах, чтобы схватить ее. Она в отчаянии бросила взгляд на узкую улицу, тускло освещенную редкими фонарями. Вдруг второй в капюшоне дернул первого за рукав. Из-за угла появился худощавый человек с узкими, слегка сутулыми плечами в дорогом платье из синего шелка. Две фигуры в черном мгновенно растворились во мраке переулка.

Девушка метнулась к человеку в синем.

— Они же больны! Я видела ужасное лицо одного из них!