Ночь выдалась звездной, снег скрипел под ботинками, и не было ни малейшего ветерка. Было видно, как дышит человек, потому что выдыхаемый воздух сразу же замерзал. На вдохе в носу образовывались мелкие кристаллы. Весь пейзаж был окрашен в белые тона и был призрачно тих. Лишь вдалеке с того направления, где располагался Сталинград, этот проклятый город, который нам не удалось взять, доносились слаборазличимые звуки боя. Я молча брел за Аугстом, наблюдая за ночными картинами. Вот мы прибыли на первый передовой пост и выслушали часового, который шепотом доложил об обстановке. Ничего необычного не произошло. Полевой телефон стоял в углу наблюдательного поста. Была оборудована позиция для пулемета, а сам пулемет был завернут в брезент, чтобы можно было им воспользоваться при необходимости. Со стороны противника снег лег настолько высоко, что в дневное время можно было скрытно быстро добраться до этой позиции прямо из нор в снегу. Называть эти снежные норы укрытиями или позициями было бы преувеличением. Разводить огонь, чтобы согреться, можно было только по ночам, поскольку днем дым выдал бы местонахождение позиции врагу. И в результате можно было бы ожидать прицельного огня минометов.
Мы прибыли на второй пост. Эта позиция была наиболее удаленной. Она располагалась прямо у подножия высоты 147,6. Здесь также был установлен полевой телефон. Я узнал обоих часовых, так как они раньше служили в других подразделениях нашего батальона.
Аугст прошептал мне:
– Вон та высота является самой важной точкой на этом участке. За нее отвечает майор Вота с его солдатами. При малейшем шуме там мы должны находиться в высшей степени готовности на случай, если понадобится помощь. То же самое касается и подразделения гауптмана Мато справа от нас. Там стоят два подбитых танка, один Т-34 и один наш танк из 16-й танковой дивизии. Сегодня утром солдаты из батальона майора Вота сумели отразить атаку, но кто знает, что будет завтра?
Я посмотрел вверх на холм. Он был едва различим в темноте, но до его вершины было не меньше 100–120 метров.
Нам все еще предстояло проверить еще три поста. Мы не наведывались в укрытия, потому что солдатам нужно было дать отдохнуть. При их мизерных пайках и при этом жутком холоде было бы безответственным беспокоить их, особенно когда никто не знал, когда противник доставит нам новые беспокойства. Только на последнем посту лейтенант Аугст вызвал фельдфебеля Купаля. Я хотел поздороваться с этим старым бойцом моей 7-й роты, еще той, прежней. Без лишних слов мы пожали друг другу руки. Его лицо выглядело исхудавшим, но слегка изогнутый нос смотрел туда же, куда и прежде.
– Купаль, – негромко проговорил я, – лейтенант Аугст теперь останется с вами и будет присматривать за вашим правым флангом. У вас найдется для него место?
– Яволь, герр обер-лейтенант, достаточно места для одного человека.
– Если что-то здесь случится, немедленно звоните!
– Яволь, все ясно!
Я пожал руки обоим моим товарищам и, прежде чем отправиться обратно, пожелал им:
– Берегите себя!
Теперь я полностью отвечал за этот сектор шириной 150 метров. Что принесет завтрашний день? Как долго сможем мы удержаться здесь? На эти вопросы у меня не было ответов. Здесь можно было только верить, надеяться и доверять.
2 января
При первом свете нового дня со стороны высоты 147,6 вновь заговорила артиллерия. Я попробовал связаться со вторым постом. Линия еще работала. Часовой доложил, что артиллерия и минометы русских обстреливают высоту. Потом я различил ответный огонь наших пулеметов. Я ясно слышал звуки боя через наушник. Но в моем секторе было спокойно, если не считать отдельных разрывов минометных мин и случайных рикошетов. Тем не менее я приказал всем находиться в высшей степени готовности, поскольку никто не знал, что будет дальше. Обстановка могла измениться за несколько секунд.
Ближе к полудню звуки боя утихли. Командиры на нашем участке сообщили, что атака в секторе батальона Вота снова была отражена. Понесенные нами потери восполнялись за счет солдат тыловых служб и штабов. Мы тоже должны были получить пополнение.
Ночь со 2 на 3 января снова потребовала от нас нахождения в полной готовности. Сильная штурмовая группа русских неожиданно обрушилась на левый фланг группы «Рейниш», точно на разграничительной линии с соседом слева, и вклинилась в наши позиции. Противник захватил укрытие.
В эти жестокие холода укрытие (где можно было согреться) означало жизнь или смерть в случае его потери. Бои зимой велись с особой жестокостью. Иначе кому бы хотелось остаться без укрытия при температурах, которые можно было сравнить с домашним морозильником?
3 января