Пехотинец в Сталинграде. Военный дневник командира роты вермахта. 1942–1943

Наши потери были высоки, правда в основном ранеными. Когда стало потише, тех, кто не мог передвигаться самостоятельно, отнесли в тыл. Я не знал, где находился наш полевой госпиталь или то, что служило им. Наверное, у наших врачей было по горло работы. Достаточно ли у них сейчас лекарств?

Чем меньше становились размеры котла, тем труднее приходилось тыловым подразделениям. Но те из нас, кто сражался здесь, на переднем крае, почти ничего об этом не знали.

Нам повезло в том, что мы получили людей из тыловых подразделений. Они сменили погибших бойцов. Теперь нашим ядром было несколько человек, имевших боевой опыт. Они служили цементирующей силой и примером для новичков.

Естественно, солдатский язык суров и даже жесток, и каждый день мы выслушивали многочисленные жалобы, но они были высказаны откровенно, без попыток бунта. Даже я позволял себе грубую солдатскую ругань, кое-что из жаргона своих земляков. Она служила чем-то вроде предохранительного клапана, не позволявшего нам просто сойти с ума. Это был бессильный гнев на то, что свалилось на нас и с чем мы не могли ничего поделать.

День ото дня ухудшалось тыловое снабжение. Только подразделения на переднем крае по-прежнему получали свои 200 граммов хлеба, всем остальным приходилось довольствоваться 100 граммами.

Суп состоял из одной воды и конины, пропущенной через мясорубку. Похоже, что мука или любые другие добавки, которые могли бы сделать суп более густым, в нем теперь отсутствовали как таковые. Теперь я узнал, что такое фатализм. Ты просто стараешься не думать о том, что принесет завтрашний и послезавтрашний день.

Мне повезло в том, что я не курил. Если удавалось добыть на переднем крае несколько сигарет, что случалось все реже, заядлые курильщики смотрели на них с религиозным трепетом. Одна такая палочка переходила изо рта в рот и выкуривалась до самого конца, обжигая пальцы того, кому досталась последней. Дым вдыхали и старались задержать в легких как можно дольше. Большинство курильщиков при этом закрывали глаза. Наконец, табачный дым с громким вздохом выдыхался наружу.

11 января

Огонь и атаки противника продолжались весь день 11 января. Противник все ближе и ближе надвигался на передний край нашего соседа слева. Ему доставались укрытия с их мертвыми обитателями. Той же тактики он придерживался и 12 января. Наше положение становилось еще более угрожающим.

12 января

В ночь на 13 января немногие оставшиеся солдаты на левом фланге и в центре участка обороны дивизии были отведены к железнодорожной линии Спартаковка – Гумрак. Теперь в секторе группы «Рейниш» в наших руках осталась только высота 147,6. Нам повезло, что русские не обратили на это внимания и преследовали нас довольно пассивно.

Новый оборонительный рубеж, состоявший из бункеров (построенных еще румынскими войсками и расположенных примерно в 1,5 километра за старой линией фронта), заняли наши соседи слева.

Мы остались на прежних позициях в ожидании дальнейших ударов противника на жизненно важную для нас высоту 147,6.

14 января

Теперь противник понял, что мы делали. Он сосредоточил огонь на высоте 147,6, простреливая наши позиции практически строго с западного направления. Такая тактика поставила нас в невыгодное положение, так как левый фланг дивизии был больше не в состоянии удерживать прежние позиции и был вынужден сместиться назад. Мы оказались практически под фланговым огнем. Как же нам теперь обороняться?

В дивизии быстро это поняли: мы тоже получили приказ оттянуться назад на новые позиции. Многие солдаты были этим недовольны, и я прекрасно их понимал. Все потраченные силы, вся наша работа за последние несколько дней оказались напрасными. Мы знали, что именно успели построить здесь, на этом оборонительном рубеже, для себя. Но что ждало нас на новых позициях? А если совсем ничего и только эти свирепые морозы?

Мы отошли назад в ночь с 14 на 15 января. За собой мы практически ничего не оставили, если не считать пустых ящиков от боеприпасов. По очереди несли с собой два пулемета и пару ящиков патронов. Усталая до изнеможения толпа солдат с трудом пробиралась по снегу. Я предупредил всех, чтобы не отставали. Солдаты должны были передвигаться парами и присматривать друг за другом. Первый признак обморожения – это когда белеют нос и щеки. Как правило, люди просто не обращают на это внимания. Если такое происходит, то восстановить кровообращение можно, лишь натерев нужное место снегом.

Я обратился к подчиненным со словами:

– Товарищи, держитесь ближе друг к другу. Нам идти недалеко. Отставших придется оставить, и они могут замерзнуть насмерть.

Солдаты поняли. Я постарался взять себя в руки. Слишком велика была ответственность: все они доверяли мне. Только бы не подвести своих людей!

Когда наша выбившаяся из сил толпа – а люди выглядели так, что их нельзя было уже называть воинским подразделением, – с большим трудом двинулась вперед, для нас каждый пройденный метр стал пыткой, а 1500 метров казались бесконечностью. Тем не менее мы прошли их!