Это уже напоминало допрос. Николай поискал глазами бабочку, не увидел её и вздохнул.
— Трудно сказать, но возвращаться я намерен через Монголию.
— Я полагал, что вы отправитесь в Россию морем, — смутился юноша. — Но я готов и так, по суше, я не избалован.
Лорд Эльджин похлопал его по плечу.
— Потом поговорим. Сейчас сходи к генералу Непиру и пригласи его к восьми часам.
— Хорошо, дядя, — с явной готовностью и совершенно по-домашнему ответил юноша и, чуть ли не вприпрыжку, побежал к большой армейской палатке с сетчатым окном, возле которой развевалось английское знамя.
Проводив племянника ласковым взглядом, лорд Эльджин запыхтел сигарой.
— События последних дней, это не карточная колода, которую можно перетасовать и сдать заново. В виду предстоящего перемирия с китайцами, — он пристально глянул на Игнатьева, — мне по душе такие люди, как вы — берущие в свои руки максимум инициативы, а всякие лягушатники, вроде барона Гро, пригодного разве что пугать ворон на огороде, но никак не мартышек, меня просто бесят. Выводят из себя самым безбожным образом.
— Но, — принялся увещевать его Николай, — вам надо идти вместе, до конца. Вы связаны союзом.
— Только что, — презрительно свёл губы англичанин. — А так, — он помахал сигарой перед лицом Игнатьева, — мне с ним не по пути, он тюха, мямля! — Его глаза пылали гневом.
"Кажется, они всерьёз повздорили", — возвращаясь из лагеря союзников, подумал Николай и поделился своими наблюдениями с Вульфом. Тот скакал рядом с самым безучастным видом.
— Пока вы беседовали с лордом, — после продолжительной паузы, исполненной странной обиды, отозвался секретарь, — меня пытали свитские чины.
— С пристрастием?
— С дотошностью.
— Надо же, — привстал на стременах Николай и посмотрел, не отстают ли казаки? Беззубец и Шарпанов пришпорили коней. — Неймётся англичанам.
— Неймётся, — сказал Вульф, — Устроили мне форменный допрос: посланник вы или министр-резидент? Какая разница, в конце концов? Мы — сторона нейтральная! — Он вынул носовой платок, уткнулся в него носом. Сдавленно чихнул.
— Простите. Простудился.
Игнатьев придержал фуражку — ветер усилился.
— Союзники хотят понять, в каком я звании, могу ли говорить на равных с лордом Эльджином.
— А для чего им это? — спросил Вульф, пряча платок.
— Что-то задумали.
— Ещё они хотели знать, как движутся наши дела в Китае? Их чрезвычайно волнует наш пограничный вопрос. — Вульф натянул повод, и его стремя звякнуло о стремя Игнатьева. Лошади шли рядом. — А главное, все наперебой спрашивали, когда мы уедем?
— Отсюда или из Пекина?
— Вообще.
— И что вы им ответили?
— Ответил, как есть. Сказал, что вот уже полгода, как вы утверждены в высоком звании посланника и ждёте не дождётесь возвращения домой.
— В сущности, верно. Об остальном не стоит говорить. Вопрос границы — чисто русский интерес.
— Нет-нет! Я о границе не сказал ни слова, — поспешно заверил его Вульф. — Привычно заболтал.
— Вот и отлично. Если историки не гнушаются анекдотами, что уж судить современников.
Сознание того, что союзники всерьёз подумывают о посреднике, и радовало, и тревожно угнетало: нет ли западни? подвоха? чёрной мысли? Говорят, сентябрь — месяц сюрпризов. Кто говорит? Да все. Прежде всего, китайцы, тот же монах Бао: ему можно верить — он никогда не подводил. В сентябре, говорил он, находятся старые вещи, появляются новые друзья, в небе зажигаются новые звёзды. Может, всё это и так, и, скорее всего, так, потому что, в самом деле, появились непредвиденные трудности, неожиданные беды — одно пленение парламентёров чего стоит! И барон Гро готов дружить: протягивает руку. И лорд Эльджин стал доступней. Что-то в этих ожиданиях осенних перемен народ находит для себя. Китайцы — народ мудрый. Жизнь маленьких, простых людей однообразна — внешне. На самом деле, сокровенно, она изменчива, непостоянна и зловредна. Вот и приходится им, бедным людям, следить за жизнью в оба, не упускать из виду, знать в лицо.
Его стремя снова звякнуло о стремя Вульфа, и он слегка потянул повод вправо, объезжая лужу.
«Интересно, — погружаясь в свои трудные раздумья, спросил он себя, — что значат слова лорда Эльджина: "События последних дней это не карточная колода, которую можно перетасовать и сдать заново?" Не камень ли это в огород французов? Не решимость ли идти ва-банк: свергнуть династию Цинов? А может быть, за этими словами кроется банальная растерянность? утрата веры в свою правоту? Всё может быть, всё может.
«Как бы там ни было, чтобы ни случилось, — подъезжая к посольской кумирне, решил он, — нейтральную позицию никак нельзя терять. Я должен уподобиться цапле: цапля в болоте не увязнет».
Глава XХVI
— Ну чё, пустосваты? — обступили казаки Шарпанова и Беззубца, когда те расседлали коней. — Замирятся союзнички, аль погодят? Чиво слыхать-то?
— Разговоры говорить — дело господское, — полез за кисетом Шарпанов и стал сворачивать цигарку. — Наше дело: цыть и никшни.
— Дрейфят на Пекин итить, кругами ходят, — обдёрнул на себе чекмень Беззубец и спросил у Бутромеева, нет ли, чего пожевать?
Тот отсыпал ему горсть земляных орехов.