«Что знают все? — спросил он, как бы самого себя, дождавшись паузы. — Что люди смертны. Это основное родственное всем знание, — выделил он голосом. — Остальные знания лишь разобщают». И, словно в подтверждение сказанного, один из английских офицеров упал на свежий холм могилы. Плечи его затряслись. Генерал Грант пояснил, что «это сын секретаря шанхайского консульства Нормана, безжалостного убитого китайцами».
— Служит в штабе артиллерийской бригады.
— Он лишился дара речи, когда узнал, что отца растерзали, — добавил полковник Гаскойн, на плечи которого свалились все хлопоты по организации и проведению похорон. — Нормана держали на цепи в выгребной яме.
— А затем пытались скормить свиньям, — передёрнул плечами лорд Эльджин, всем своим видом показывая гнусность и мерзость обращения китайцев с пленными.
— Молодой человек буквально угасает на глазах, — с печалью в голосе сказал генерал Грант и посмотрел в сторону офицера, чьи плечи продолжали сотрясаться от рыданий. — У бедняги горловой паралич: стоит ему попробовать пищу, как его буквально тут же начинает жутко и безостановочно тошнить.
— Когда боги улыбаются, — вспомнил Игнатьев китайскую мудрость, — народ играет свадьбы. А когда плачут, люди хоронят близких. В конечном счёте, — проговорил он, обращаясь больше к лорду Эльджину, нежели к барону Гро, — все мы друг другу родня: родословные деревья давно переплелись в веках корнями и ветвями.
Лорд Эльджин скорбно улыбнулся, но его взгляд был холоден.
— Суть дела в том, что мы действительно покажем богдыхану все прелести его изгнания из Поднебесной.
— Покажем мартышкам, где щуки свистят, — глянул в сторону Пекина генерал Грант. Он знал, как обзывать китайцев в присутствии лорда.
— Вы останетесь при своём, не знаю, каком деле, а мы — при нашем, всем известном, — тоном обманутого простака заявил барон Гро и с видом человека, уязвлённого в самых лучших чувствах, обидно вскинул подбородок. Наверно, так он вскидывал его в далёком детстве, сглатывая непрошенные слёзы. — Я Цинов низвергать не собираюсь!
— Жизнь это смертельная болезнь, — пытаясь разрядить обстановку, заговорил Олифант. — Рождение, болезни, страсти… старость, наконец, и всё ради чего? — Он усмехнулся. — Ради смерти.
— Буддийские монахи утверждают, что цепь перерождений человека — сансара — источник страданий. — Поддержал сугубо философский разговор полковник Гаскойн. — Кто достигнет нирваны, прервёт цепь страданий. — Он помолчал, потом вздохнул. — Видит Бог, я ничего в этом не смыслю.
— Жаль, — непонятно по какому поводу произнёс лорд Эльджин и, покосившись на отошедшего в сторону барона Гро, потянулся к уху Игнатьева. — Какого дьявола он медлит?
— В каком смысле? — вопросом на вопрос ответил Николай и услышал быстрый шёпот англичанина. — Надо срочно штурмовать Пекин и колотить мартышек так, чтобы у них от страха глаза лопнули! — Он не стеснялся сильных выражений. — Французы трусы, все до одного!
— Барон говорит, что с нетерпением ждёт от маньчжуров ответ на ультиматум.
— Можно подумать! — фыркнул англичанин, — я сам его жду, этот чёртов ответ. Но я, вы знаете, спуску не дам: я первый вобью гвоздь в башку Сянь Фэна.
— Вы мюрид. По духу вы мюрид, — словами барона Гро отозвался Игнатьев. — Так ненавидите инаковерных, так желаете им смерти...
— Вероятно, — поджал губы лорд Эльджин. — Никогда не относил себя к моллюскам, к мягкотелым. — Он с раздражением отбросил прочь сигару и с присущей ему сменой настроения, участливо спросил: — Вы собираетесь в Пекин?
— Ещё не знаю, — глядя, как с большого чёрного зонта стекают капли, ответил Николай. Ему показалось, что будь он китайским поэтом, то, наверно, сочинил бы стихи. Примерно, такие: "Они стояли и не верили друг другу, а небесные тропы дождя любовно перепутались над ними".
— Не знаете? — в голосе лорда Эльджина звучало недоверие.
— Единственно, в чём я уверен, так это в том, что низвергать Цинов не в ваших интересах. Между тем, — предупреждающе сказал он, — существует величайшая опасность сделать это, если вы предпримите штурм сейчас, до получения ответа на свой ультиматум. Пока вы были в Англии, я одиннадцать месяцев изучал внутриполитическую ситуацию в стране и пришёл к неутешительному выводу: китайцы всей душой желают свергнуть клику Цинов. Защищать маньчжуров они не собираются, а вот возглавить общенародную войну против династии, под видом борьбы с иностранцами, готовы хоть сейчас. — Он посмотрел на лорда Эльджина и, видя, что тот ещё плотнее сжал губы, саркастически продолжил. — Вы сели на пороховую бочку, а вам сказали, что она пивная.
— На пороховой бочке тоже можно сидеть.
— Разумеется, можно усидеть и на ней, но всё дело в том, что подожжён запальный шнур: он уже горит. Сумеете ли вы вовремя отсечь его, не знаю. Тайфун сачком для бабочек не ловят. — Он грустно усмехнулся, заложил руки за спину. — И зонтик не спасает от него.
— Тайфун, говорите?
— Тайфун, — повторил Игнатьев. — Гнев народа. А он, как известно, бич Божий. И горе тому, кто обратит его против себя.
В глазах у англичанина сверкнула неприязнь.