Читаем Пелевин и несвобода. Поэтика, политика, метафизика полностью

В «Generation „П“» адский огонь тоже истолкован нетрадиционно, но иначе и с учетом современных реалий. Во-первых, аду уподобляется наша земная жизнь, а не некий загробный мир. Во-вторых, костер надо поддерживать, и в роли инфернального обслуживающего персонала, не дающего пламени угаснуть, выступают такие медийщики, как Татарский. В-третьих, современный человек ошибочно полагает, что выигрывает от потребления, но на самом деле сам становится его объектом:

– Пламя потребления? Потребления чего?

– Не чего, а кого. Человек думает, что потребляет он, а на самом деле огонь потребления сжигает его ‹…› Милосердие в том, что вместо крематориев у вас телевизоры и супермаркеты. А истина в том, что функция у них одна490.

Адский огонь материален в самом буквальном смысле слова и вместе с тем метафоричен (всепожирающая алчность), и человеку от него никуда не уйти.

В «Generation „П“» меркантильное и демоническое поколение «П(издец)» вытесняет родителей, идеалистов-шестидесятников, с механистической неизбежностью, как в классическом конфликте отцов и детей, разворачивающемся в романе Достоевского «Бесы» (1871–1872). Как напыщенный фразер Степан Трофимович Верховенский отступает под натиском подлого и прагматичного Петра Степановича, так и Аксенов и Ленин сливаются и оборачиваются поколением Вавилена Татарского.

Имеющий меру в руке своей

В сборнике «Ананасная вода для прекрасной дамы» с его антиматериалистической и эсхатологической проблематикой Пелевин опять же в первую очередь обращается к Достоевскому. Многое в книге созвучно упрекам, брошенным современному обществу самим Достоевским – только, как старается показать Пелевин, теперь дела обстоят намного хуже. В «Ананасной воде» писатель возвращается к поднятой Достоевским теме (не)свободы и вновь скептически ее переосмысляет. Мрачная версия второго пришествия, изложенная в фантастической поэме «Великий инквизитор», подается как свершившийся факт.

Власть сатаны как у Достоевского, так и у Пелевина превращает человека в раба эгоизма и торговли в ущерб духовной составляющей. В «Идиоте» Достоевский дает новую трактовку третьему всаднику Апокалипсиса, в котором традиционно видят вестника голода, – здесь же он возвещает эпоху материализма: «…Мы при третьем коне, вороном, и при всаднике, имеющем меру в руке своей, так как всё в нынешний век на мере и на договоре, и все люди своего только права и ищут…»491. Строка: «…И вот, конь вороной, и на нем всадник, имеющий меру в руке своей» (Откр. 6: 5) подсказывает Достоевскому новое толкование книги Откровения. В «Ананасной воде» Левитан чувствует, что за время поклонения сатане его душа уподобилась паре арифмометров – образ, отсылающий к «мере» у Достоевского и в книге Откровения. Сатана тоже опирается на достижения техники. Неслучайно умирающий Ипполит в «Идиоте» представляет убивающий его природный (материальный) мир в образе гигантской машины самой современной конструкции. В «Ананасной воде», в свою очередь, механизмы уничтожают людей в буквальном (машины-убийцы) и переносном смысле (сломив их дух).

Чем заняты в этом постапокалиптическом мире «талантливые русские мальчики нового века» (аллюзия к «Братьям Карамазовым»)?492 У Достоевского они встречаются в «здешнем вонючем трактире». Они «всю жизнь прежде не знали друг друга, а выйдут из трактира, сорок лет опять не будут знать друг друга, ну и что ж, о чем они будут рассуждать, пока поймали минутку в трактире-то? О мировых вопросах, не иначе»493. У Пелевина мальчики тоже разглагольствуют о мировых вопросах и порой бунтуют, хотя и тщетно.

Темы «Великого инквизитора», одной из ключевых глав романа «Братья Карамазовы»: свобода и ее отсутствие, материализм, вера – являются центральными и для «Ананасной воды». Широко известен довод Великого инквизитора, что Христос, отвергая искушения дьявола в пустыне, ошибочно судит о людях494. Он отказывается от «знамени хлеба земного», ради которого ему поклонились бы все люди, в пользу свободы и хлеба небесного; он не бросается с крыши храма, потому что хочет не преданности, купленной чудесами, а свободной веры и любви; он отвергает и меч Кесаря (земную власть), потому что его царство не от мира сего. Таким образом Христос делает людей свободнее – и несчастнее:

Или ты забыл, что спокойствие и даже смерть человеку дороже свободного выбора в познании добра и зла? Нет ничего обольстительнее для человека как свобода его совести, но нет ничего и мучительнее495.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

Это первая публикация русского перевода знаменитого «Комментария» В В Набокова к пушкинскому роману. Издание на английском языке увидело свет еще в 1964 г. и с тех пор неоднократно переиздавалось.Набоков выступает здесь как филолог и литературовед, человек огромной эрудиции, великолепный знаток быта и культуры пушкинской эпохи. Набоков-комментатор полон неожиданностей: он то язвительно-насмешлив, то восторженно-эмоционален, то рассудителен и предельно точен.В качестве приложения в книгу включены статьи Набокова «Абрам Ганнибал», «Заметки о просодии» и «Заметки переводчика». В книге представлено факсимильное воспроизведение прижизненного пушкинского издания «Евгения Онегина» (1837) с примечаниями самого поэта.Издание представляет интерес для специалистов — филологов, литературоведов, переводчиков, преподавателей, а также всех почитателей творчества Пушкина и Набокова.

Александр Сергеевич Пушкин , Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Критика / Литературоведение / Документальное