Пелевин и несвобода. Поэтика, политика, метафизика

В древние времена… люди верили, что экран информационного терминала светится из-за сошествия особого духа. Духа звали «Manitou». Поэтому экран называли «monitor», «осененный Маниту». А деньги по-церковноанглийски – «money», так было изначально. ‹…› Маниту Антихрист сказал – те, кто приходил до меня, возвещали: отдай Богу Богово и кесарю кесарево. Но я говорю вам: все есть Маниту – и Бог, и кесарь, и то, что принадлежит им или вам. А раз Маниту во всем, то пусть три самых важных вещи носят его имя. Земной образ Великого Духа, панель личной информации и универсальная мера ценности…341

Подобно Антихристу в книге Откровения, Маниту искажает образ и учение Христа. Если Иисус разграничивает власть светскую и духовную, указывая, в каких обстоятельствах приемлемо подчиняться земным властям, Маниту-Антихрист перечеркивает базовое противопоставление земного и небесного, сформулированное Иисусом. Слова Христа: «…Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу» (Мк. 12: 17) – извращены: «…Все есть Маниту – и Бог, и кесарь, и то, что принадлежит им». Как и в «Generation „П“», метафизический пласт в романе S. N. U. F. F. соотносится с социальным. Несвятая троица – земное обличие Маниту, компьютеры и деньги – дополняют тот факт, что деньги, а вместе с ними технологии и медиа, действительно почитаются в этом мире как божество.

Появлению Маниту-Антихриста, как и в книге Откровения, предшествует расшатывание принятых этических норм и тотальная мировая война: «Добро и зло стали меняться местами от щелчка пальцев и дуновения ветра. И великую войну на уничтожение уже нельзя было остановить…»342. Проповеди Маниту извращают Библию и утверждают стирание моральных норм: «Маниту живет во всем без исключения, и в высоком, и в низком. А деление на добро и зло, на низкое и высокое – и есть первородный грех»343. Человечество получает патент на любую подлость.

Маниту-Антихрист – злобный демиург, жаждущий человеческой крови; этот метафизический образ проходит через все творчество Пелевина и отчасти навеян гностическими представлениями о злом божестве, чье творение в корне порочно. У каждой текстовой вселенной Пелевина есть жестокий оператор, будь то оранус / Энкиду / Ваал / жирная надмирная тушка в «Generation „П“», правители-вампиры в Empire V или управляющий пользователь / модератор / Минотавр в «Шлеме ужаса»:

Знаешь, кого он мне напоминает? Злобного колдунишку, которому захотелось помучить котенка. Он забирается в подвал потемнее, лепит котенка из глины, оживляет, а потом – трах! – головой об угол. И так каждый выходной, штук по сто. А чтобы из подвала не доносилось мяуканье, колдунишка научил котят стоически мыслить – прах есмь и возвращаюсь в прах. И заставил себе молиться те несколько секунд, на которые они возникают344.

В романе «Т», изданном за несколько лет до S. N. U. F. F., Пелевин пишет: люди – «просто гладиаторы в цирке», а «управляют цирком жестокие и капризные боги». Хуже того – люди, как кролики, живут, чтобы боги «могли кормиться». И еще: «Бог не читает книгу жизни… Он ее сжигает… А потом съедает пепел»345. Бизантиум же истребляет орков в качестве человеческих (или недочеловеческих) жертвоприношений кровожадному Маниту.

Названия частей мира, разделенного, как у Уэллса, на верхнюю и нижнюю сферы, в S. N. U. F. F. построены на сложной языковой игре, намекающей на упадок и деградацию, равно как и на эсхатологический подтекст. В названии «Уркаина», она же «Оркланд», угадываются одновременно «Украина», «урка» (уголовник на воровском жаргоне) и «орки» (безобразный вид человекоподобных воинов из саги Толкина «Властелин колец» [The Lord of the Rings, 1954]). Еще одно название нижнего мира, «Уркаганат», отсылает к «каганату», государственному формированию, существовавшему в IX веке у восточных славян, а «каган» (тот, кто стоит во главе каганата) – тюркское обозначение правителя. В романе Уркаганат – обедневший осколок бывших России и Украины.