Читаем Пелевин и несвобода. Поэтика, политика, метафизика полностью

Если и есть какой-то выход, он заключается в том, чтобы покинуть тонущий во мраке мир по своей собственной воле, как это делает А Хули, прыгающая на велосипеде в воздух в Битцевском парке. Левитан, в свою очередь, тоже надеется «вступить в Радужный Поток» и «остановить возникновение феноменов», тогда как Скотенкову в такой возможности отказано: его подвергают лоботомии (как у Замятина) и возвращают (как у Оруэлла) в покорный коллектив333. Но что если человек просто не хочет жить – с самого начала и даже до начала самой жизни? Тогда, как Маша из «Отеля хороших воплощений» – рассказа, завершающего сборник, – он волен выбрать не воплощаться вовсе.

«Отель хороших воплощений» – рассказ о прерванном воплощении. Душа Маши, получающая возможность родиться в мир, и не кем-нибудь, а дочкой русского олигарха (и красивой проститутки), отвергает этот шанс, потому что не хочет «ходить с птичьим говном в голове» и «радовать светлые умы, вгрызающиеся в наномир и друг в друга»334. Ее не привлекают жестокость и глупость земного существования. Поэтому она предпочитает остаться чисто духовной потенцией – так и не попробовав ананасный сок и радуясь «тому, что было и будет всегда»335.

Как и в других произведениях, в «Ананасной воде» Пелевин предлагает собственную версию, расходящуюся с предшествующей традицией апокалиптической мысли. В этом сборнике писатель, помимо Библии, отталкивается от русских эсхатологических нарративов XIX и ХX веков. К собственным мотивам Пелевин добавляет многочисленные аллюзии к софиологии Владимира Соловьева, циклу Александра Блока «Стихи о Прекрасной Даме» (1904) и «Розе Мира» (1958) Даниила Андреева336. Название сборника отсылает к Софии Соловьева и Прекрасной Даме Блока, а также к стихотворению Владимира Маяковского «Вам!» (1915): «Вам ли, любящим баб да блюда, / жизнь отдавать в угоду?! / Я лучше в баре блядям буду / подавать ананасную воду!»337. Таким образом, название пелевинского сборника перекликается с написанной в годы Первой мировой войны инвективой Маяковского, обличающей филистеров, которые наслаждаются материальными благами, но равнодушны к судьбе тысяч солдат, гибнущих в окопах. В восприятии Пелевина кровавый период 1914–1918 годов схож с современностью. Обе эпохи захлебываются в насилии, только в наши дни кровопролитие совершается с помощью высоких технологий, а его картина затуманивается медиа.

В сборнике «Ананасная вода» традиционная эсхатология предстает в новом свете и выглядит иначе в контексте размышлений самого Пелевина. «Отель хороших воплощений» обыгрывает софиологию и эсхатологию Соловьева и Блока, а также буддизм и гностицизм с их отвращением к плоти и темному материальному миру. И Соловьев, и Блок постепенно перешли от веры в Софию (Божественную Мудрость) и искру Божию в человеке к апокалиптическим пророчествам и философским или поэтическим образам вавилонской блудницы338. Словно бы мимоходом очерчивая эволюцию Соловьева и Блока от теистического мышления к эсхатологическому, Пелевин объединяет в названии сборника «Ананасная вода для прекрасной дамы» «Прекрасную Даму» и «блядь», причем последняя отсылает не только к процитированному стихотворению Маяковского, но и к поэзии Блока, в более поздних апокалиптических стихах которого Прекрасная Дама претерпевает зловещую метаморфозу, приобретая черты блудницы. Ангел новой жизни называет Машу «прекрасной дамой», но она так никогда и не попробует ананасной воды, что символизирует отказ от земных наслаждений. Заставляя героиню отвергнуть зачатие (и остаться нерожденной), Пелевин вносит ироническую поправку в софиологию Соловьева и Блока. Несмотря на колебания Блока между Вечной Женственностью как духовным началом и живой женщиной, Пелевин последовательно настаивает, что София, душа мира, не рождается во плоти339. Нерождение Маши – лаконичный вердикт нынешнему положению вещей. А именно – этот мир совершенно бездушен340.

Мы мерзость пред Господом

Постапокалиптический мир S. N. U. F. F. пережил несколько масштабных конфликтов и ядерных войн. «Мир древности» исчез в пламени ядерных взрывов. Крупнейшие страны, такие как Китай, Россия и США, распались на воющие княжества. Криминальные и квазикриминальные государства, например, торгующий наркотиками Ацтлан, посеяли рознь в мировом сообществе. Из-за экологической катастрофы уцелевшие технически развитые страны подвесили над поверхностью Земли «офшары» (города на искусственных спутниках), куда перебралась элита человечества.

Книга Откровения предрекает временное правление Антихриста, а в Бизантиуме и Оркланде почитают божество, прямо отождествляемое с этой фигурой. Когда Антихрист-Маниту впервые появляется в криминальном Ацтлане, он принимает человеческий облик, чтобы дать людям новый закон. Имя Маниту созвучно английским словам money («деньги») и monitor («монитор»), поэтому в целом оно символизирует несвятую троицу правящих миром сил – попранной религии, денег и технологий:

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

Это первая публикация русского перевода знаменитого «Комментария» В В Набокова к пушкинскому роману. Издание на английском языке увидело свет еще в 1964 г. и с тех пор неоднократно переиздавалось.Набоков выступает здесь как филолог и литературовед, человек огромной эрудиции, великолепный знаток быта и культуры пушкинской эпохи. Набоков-комментатор полон неожиданностей: он то язвительно-насмешлив, то восторженно-эмоционален, то рассудителен и предельно точен.В качестве приложения в книгу включены статьи Набокова «Абрам Ганнибал», «Заметки о просодии» и «Заметки переводчика». В книге представлено факсимильное воспроизведение прижизненного пушкинского издания «Евгения Онегина» (1837) с примечаниями самого поэта.Издание представляет интерес для специалистов — филологов, литературоведов, переводчиков, преподавателей, а также всех почитателей творчества Пушкина и Набокова.

Александр Сергеевич Пушкин , Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Критика / Литературоведение / Документальное