— Да, отец. И я поняла его, хотя я другого закала, чем он, хотя я и не обладаю способностью Матильды смотреть на него, как на бога. Я надеялась, что им можно будет руководить. Но теперь уж поздно об этом говорить. То, что вы в гневе назвали герцогскими капризами, — это не то, это нечто другое. Подумайте сами! Восемнадцатилетним сказочным принцем он спустился с чистых высот Гогенарбурга, где его держала в одиночестве суровая воля его отца, в эту столицу. Царство красоты сияло во всем том, что за короткий срок — несколько недель нашего счастья — он успел сказать мне и, быть может, только одной мне. Его душа — это царство красоты, которая никогда не может понять нашего мира с его грубой чувственностью и расчетливым разумом.
Адельгейда вдруг ослабла и склонилась на руки графини Шанцинг.
Раздался тихий стук в дверь.
— Извините, ваша светлость. Но я рискую навлечь гнев герцога. «Немедленный ответ», — таков был его категорический приказ.
Князь Филипп сел за письменный стол, и, по желанию Адельгейды, написал герцогу следующее решительное письмо:
«Ваше высочество, любезный племянник! Ее светлость принцесса Адельгейда и я полагаем, что хорошо поняли желание вашего высочества. Как глава моего княжеского рода и как отец невесты, я всеподданейше позволяю вернуть вашему высочеству слово, которое вам дала ее светлость.
Пребывая всегда готовым исполнить приказания вашего высочества, остаюсь вашего высочества любящий дядя
Князь запечатал это письмо княжеской печатью и передал его фон Ласфельду, который должен был доставить его в собственные руки герцога.
XXIV
Словно майский мороз, который губит все цветы и надежды, прошел по всему герцогству. Флаги на мачтах по via triumphalis были сняты, триумфальные арки разобраны. Гирлянды с Острова роз и темная зелень горных сосен исчезли.
Кронбург, наполнившийся было в ожидании радостного события гостями, опустел и затих.
В официальной газете герцогства на видном месте появилось лаконическое известие:
«Бракосочетание его высочества царствующего герцога Альфреда с ее светлостью принцессой Адельгейдой по взаимному соглашению отменяется».
Указ об амнистии тем не менее остался в силе, двенадцать пар, которым Альфред обещал выдать приданое в день своего бракосочетания, получили богатые дары из личных средств герцога.
Удушливый туман, рассеявшийся было прошлым летом на две недели, опять спустился на герцога, город и страну. Как и предсказала Адельгейда, по городу носились самые невероятные слухи по поводу разрыва высоконареченной пары и передавались из уст в уста.
Герцогский штандарт еще развевался на флагштоке дворца. Альфред еще оставался в Кронбурге, но его не было уже видно. Апартаменты, предназначавшиеся для Адельгейды, он велел запереть, ключ, который он раньше носил с собой, теперь был передан гофмаршалу.
Тяжелый отпечаток тайной скорби лежал на дворе и столице. Чувствовалось, что ближайшие дни принесут новый сюрприз.
Альфред сидел перед позолоченным письменным столом своего кабинета. В его больших черных глазах горел какой-то неприветливый огонек. Каждое движение, каждый звук, доносившийся до него снаружи, заставляли его вздрагивать. Он положил на руку свою голову с темной шевелюрой. Страшные боли, которых он так боялся и которые не посещали его уже несколько недель, сегодня опять сверлили ему затылок.
В кабинет робко вошел камердинер.
— Художник, которого ваше высочество изволили требовать.
Альфред очнулся как будто от тяжкого сна.
— Пусть войдет, — сказал он отрывисто.
Вошел пожилой человек с длинными белыми волосами, с несколько распущенной бородой, и низко поклонился.
— Ваше высочество изволили меня требовать?
— Подойдите сюда поближе.
Альфред кивнул лакею в знак того, что он может удалиться.
— Вы принесли с собою доску? — спросил Альфред.
— Она здесь, ваше высочество.
Дрожащими руками старик неуклюже вытащил из бархатного мешка медную доску и положил ее перед его высочеством на большой стол, стоявший возле его письменного стола.
Альфред встал.
Он устало подошел к столу и стал рассматривать произведение художника, перенесшего на медную доску красивые благородные черты принцессы Адельгейды.
— Еще не делали с нее оттисков? — продолжал расспрашивать Альфред.
— По приказанию вашего высочества изготовление оттисков было отложено на последнюю минуту.
— Отлично.
Последовала продолжительная пауза.
— Если уничтожить эту доску, то уже никогда нельзя будет получить оттиск с этого изображения. Поклянитесь, что вы не изготовили копии. Даете ли вы честное слово, что в вашем распоряжении нет какой-нибудь копии с этого изображения?
— В этом я могу дать клятву вашему высочеству.