Пеллико С. Мои темницы. Штильгебауер Э. Пурпур. Ситон-Мерримен Г. В бархатных когтях

Решающее объединенное совещание министерства, государственного совета и врачей состоялось под председательством князя Филиппа. Бауманн фон Брандт добился того, чего хотел. Старательно собранный им документальный материал, отзыв четырех врачей, выдающихся авторитетов в своей области, наконец показания дворцовых слуг — все это не оставляло никакого сомнения в том, что герцог Альфред болен. Быстрый образ действий сделался теперь необходимостью, и тем не менее князь Филипп еще медлил!

Он не мог и не хотел решиться на страшный шаг, который, как он предвидел и предчувствовал, должен был повлечь за собой неисчислимые беды. Бауманн фон Брандт приезжал к нему несколько раз, и каждый раз получал от него ответ, что он хочет еще некоторое время подумать. Наконец он нехотя уступил.

Ответственные чины короны, несмотря на возражение Бауманна фон Брандта, решили, по желанию князя Филиппа, что официальный манифест о назначении регентства будет обнародован и вступит в силу только тогда, когда Альфред, как царствующий герцог, будет уведомлен с соблюдением всех формальностей обо всем том, что произошло в Кронбурге. По настойчивому приказанию князя Филиппа, должностные лица даже тех мест, которые лежат ближе всего к новому дворцу, не были поставлены в известность о решении нового правительства. Даже в Кронбурге народ не знал, в чем дело, предвидели только нечто небывалое. Сообщения иностранных газет и иностранцев, живущих за пределами герцогства, опровергались под давлением князя Филиппа и его советников самым решительным образом.

В общем, однако, князь Филипп следовал совету старого, испытанного советника короны Бауманна фон Брандта. Как уже назначенный регент, он предоставил ему портфель министра финансов и сделал его министром-президентом.

По предложению Бауманна фон Брандта была созвана особая государственная комиссия, которая должна была передать герцогу Альфреду бумаги от князя-регента и приняться за его лечение, возможно снисходительное, как выразился князь Филипп. Комиссия состояла из министра-президента, из членов государственного совета Штейнгейма и Лехфельда, юстицрата Эринга, старшего лейтенанта графа Вейсенберга, доктора и его помощников.

Благодаря нерешительности князя Филиппа, комиссия запоздала выехать на целый день.

Была беззвездная, дождливая весенняя ночь, когда кронбургский поезд с советниками нового правителя остановился на небольшой станции, лежавшей у Гогенарбурга.

Выйдя первым из вагона, Бауманн фон Брандт невольно вспомнил о том знаменательном дне, когда много лет тому назад он также выходил здесь из вагона, чтобы известить восемнадцатилетнего герцога о смерти его отца и о вступлении его на престол. Несколько лет прошло после этого и каких лет!

Словно сияющее солнце, появился на небе этой страны этот юноша, а теперь, по его предложению, он должен погрузиться в вечный мрак!

Ни слова не сказал министр-президент. Его жестокие черты, казалось, были высечены из камня, были неподвижны, не выдавали ни одной его мысли. Никто не мог бы дать себе отчет в том, что испытал Бауманн фон Брандт в этот страшный час последних счетов с тем, кто некогда одним росчерком пера сбросил его со ступеней трона. Испытывал ли он удовлетворение или печаль, месть или горе, радость или страдание?

Заранее приготовленные для членов комиссии экипажи быстро ехали в Гогенарбург под высокими деревьями, поникшими от дождя.

Ничто не шевелилось в эту темную, как смоль, ночь. Ветер затих. Тяжело обвисли мокрые ветви высоких вязов, обрамляющих дорогу, и как бы плакали тысячами слезинок. Нигде ни одного огонька. Жуткая тишина лежала над уединенной долиной, которую этот несчастный, но обожаемый герцог любил больше всех других в своем герцогстве. Деревеньки, расположенные у подножия Гогенарбурга, видимо, спали, и их верные жители и не подозревали, что предстояло их герцогу.

Бауманн фон Брандт довольно кивнул головой. Так будет лучше всего, если он в эту же ночь быстро и без шума совершит свое неслыханное дело.

Мрачная решимость виднелась на тонком лице придворного врача, авторитет которого служил последней инстанцией в вопросе о смертном приговоре над герцогом, и которому теперь приходилось нести ответственность за все то, что может произойти.

Медленно продвигались экипажи по улицам деревни. Никого не было видно в окнах. Казалось, маленькая деревенька находилась в волшебном сне. Иногда то тут, то там лаяли собаки, вскрикивал проснувшийся петух.

На маленькой колокольне деревенской церкви стали бить часы, и бой их дрожа расплывался во мраке ночи.

Было три часа утра. В Кронбурге рассказывали, что это самое удобное время для переговоров с герцогом.

Из волн тумана, который словно траурной пеленой окутывал в эту ночь вершины могучих гор, проглянули очертания огромного замка св. Грааля и старинной крепости Гогенарбурга. Какая-то дрожь благоговения охватила Бауманна фон Брандта при этом величавом зрелище.

Там вверху жил некто, стоявший выше всех смертных! Он и теперь еще стоит выше всех людей! А он! Как волк, как лисица, крадется он в эту темную ночь, чтобы его…