Пеллико С. Мои темницы. Штильгебауер Э. Пурпур. Ситон-Мерримен Г. В бархатных когтях

Он встал и направился к двери. Он был прав. Саррион только что вернулся домой. Чувство гостеприимства завещано испанцам еще арабами. Мон проехал немало миль, и Саррион почти был рад его видеть.

XXIV Буревестник

Покидая комнату, Хуанита слышала, как Саррион спросил своего гостя, завтракал ли он, а тот отвечал, что еще не имел для этого времени. Она пожала плечами. Она ненавидела его, и ей было приятно думать, что он страдает хотя бы от голода. Что такое голод в сравнении с разбитым сердцем?

Она была спокойна и сосредоточена. Несмотря на свою веселость и как бы легкомыслие, она, как это нередко бывает, обладала решительным характером. Она решилась покинуть Торре-Гарду и Марко, который женился на ней только ради денег. Прямолинейность всегда является отличительной чертой людей решительного характера. Они смотрят только вперед и с таким упорством и вниманием, что не видят никакого бокового пути, а только одну дорожку, которая должна привести их к намеченной цели. Хуанита решила вернуться к сестре Терезе, опять в монастырскую школу на улице Dormitaleria. Ни карлисты, ни путешествие по беспокойному краю ее не пугали.

Хуанита схватила свое пальто и собрала все деньги, которые могла найти. Она не отличалась особой аккуратностью, и деньги приходилось извлекать отовсюду: из футляров от драгоценных вещей, из разных кошельков.

Марко еще продолжал разговаривать о политике со своим горцем, когда она мелькнула мимо его окна. Саррион и Эвазио Мон перешли в столовую, где к ним присоединилась Пелигрос. Она отнеслась к Эвазио Мону с величайшим почтением, зная, что он на короткой ноге с самыми влиятельными людьми.

Хуанита сообразила, что теперь самое удобное время для ухода: через полчаса она может быть уже на полдороге к Памплоне.

Окна гостиной были открыты. С минуту она посидела на подоконнике, потом бросилась в комнату и кое-как написала записку, которую адресовала на имя Марко. Положив ее на стол и перекинув плащ через плечо, она пустилась вниз к деревне, держась узкой дороги, вившейся зигзагами. Не доходя до деревни, она нагнала какой-то извозчичий экипаж, шажком спускавшийся под гору.

Экипаж был старомодный, на высоких узких колесах.

— Куда ты едешь? — спросила Хуанита извозчика, который снял свою шляпу и как будто поджидал ее.

— Я еду обратно в Памплону, сеньорита. Я возил багаж сеньора Мона. Сам он передвигается по горам пешком. Рассчитываю кого-нибудь подсадить до Памплоны. Не задаром бы возвращался.

Такая удача была довольно странна. Положим, что Хуаните всегда везло, и она была одной из тех, на долю которых всегда выпадают разные маленькие удачи. Такой же удачей сочла она и встречу с извозчиком. Она не радовалась ей и не удивлялась.

Такие мысли приходили ей в голову, когда она проезжала по маленькой горной деревушке.

— Что такое? Как будто гром или пушка? — спросил Эвазио Мон, сидевший еще в столовой за простым, но сытным завтраком.

— Клерикальные уши едва ли могут распознать пушки, — шутливо отвечал Саррион, — это не пушки, это кто-то проехал по мосту в деревне.

Мон кивнул головой и углубился в свой завтрак.

— Вид у Хуаниты счастливый и довольный, — заметил он, немного помолчав.

Саррион промолчал. Эту манеру не отвечать он заимствовал у Марко, зная, что в словесной войне она иной раз действительнее всяких слов.

— А как по-вашему?

— Конечно, вы правы, Эвазио.

Саррион все старался разгадать, зачем этот буревестник клерикальной политики пожаловал в Торре-Гарду. Его приход никогда не предвещал ничего доброго. Иезуит не любил рисковать, не любил театральных эффектов, но неутомимо и, не покладая рук, работал на пользу того дела, за которое взялся.

— Я не той стороны, которая выигрывает, но я уверен, что я на правильном пути, — заявил он однажды публично. Эта фраза обошла в свое время всю Испанию.

Покончив с завтраком, Эвазио стал говорить об отъезде и спросил, может ли он видеть Марко, чтобы поздравить его с избавлением от опасности.

— Этот случай должен послужить ему уроком не ездить по ночам. Долго ли до беды в этих горных теснинах.

— Конечно, — медленно проговорил Саррион.

— Я спрошу сиделку, можно ли войти к нему, — сказал Эвазио, вставая из-за стола.

— За ним ходит Хуанита. Я сейчас спрошу ее, — отвечал хозяин, без церемонии оглядывая все столы как бы для того, чтобы убедиться, не осталось ли где-нибудь на них письма или записки, которую Мон мог бы прочесть.

Войдя в комнату Марко, он увидал, что тот встал уже с постели и одевался с помощью слуги и горца. Быстрым жестом он указал отцу на открытое окно, через которое Эвазио Мон мог слышать каждое восклицание.

— Хуанита уехала, — сказал Марко отцу по-французски, — прочти эту записку. Это, конечно, его дело.

«Я знаю теперь, — писала Хуанита, — почему ты боишься, чтобы я не выросла. Но я уже выросла и поняла, зачем ты женился на мне».