Но одних успехов на общественном поприще для сына Клиния и воспитанника Перикла было недостаточно, и вокруг всегда хватало льстецов, которые потворствовали его смелому воображению. Как писал Плутарх, «еще более разжигали соблазнители его честолюбие и тщеславие, раньше срока старались пробудить вкус к великим начинаниям и без умолку твердили, что стоит ему взяться за государственные дела, как он разом не только затмит всех прочих военачальников и народных любимцев, но и самого Перикла превзойдет могуществом и славою среди греков»[23]
(После капитуляции спартанцев на Сфактерии Алкивиад попытался оживить старые связи своей семьи со Спартой, проявляя заботу о спартанских пленниках. Когда Десятилетняя война закончилась, он надеялся стать участником переговоров со спартанцами и заслужить признание как миротворец, но спартанцы предпочли иметь дело с более опытным, надежным и влиятельным Никием. Чувствуя себя незаслуженно обойденным и оскорбленным, Алкивиад резко переменил позицию и выступил против союза со Спартой, указывая на неискренность спартанцев. Они заключили союз с Афинами, настаивал Алкивиад, лишь для того, чтобы развязать себе руки в борьбе против Аргоса. Как только с Аргосом будет покончено, Спарта вновь нападет на оставшихся в одиночестве афинян. Алкивиад совершенно искренне предпочитал союз с Аргосом союзу со Спартой; его оценка мотивов спартанцев явно совпадала с тем, что обо всем этом думали Ксенар, Клеобул и их единомышленники.
Разрушение Панакта и заключение союза между Спартой и Беотией серьезно ослабили позиции Никия, и Алкивиад незамедлительно «воспользовался гневом афинян и постарался ожесточить их еще сильнее. Он тревожил Никия не лишенными правдоподобия обвинениями в том, что… он не пожелал взять в плен врагов, запертых на Сфактерии, а когда они все же были захвачены другими, отпустил их восвояси, чтобы угодить лакедемонянам; в том, далее, что, будучи их другом, он тем не менее не отговорил их от союза с беотийцами и коринфянами, а с другой стороны, если какой-нибудь из греческих городов, не испросив загодя согласия спартанцев, сам выражал желание сделаться другом и союзником афинян, всячески этому препятствовал» (Плутарх,
Приглашение Алкивиада поступило как раз вовремя, чтобы помешать заключению союза Аргоса со Спартой, к которому аргосцы стремились исключительно потому, что, как они ошибочно полагали, Афины и Спарта действуют заодно друг с другом. Теперь же, когда выяснилось истинное положение вещей, аргосцы оставили все мысли о том, чтобы связать себя со Спартой, и радостно приветствовали будущий союз с Афинами: «Они принимали в соображение, что Афины с давних времен были в дружбе с ними и, подобно им, имеют демократический строй, что, кроме того, в случае войны, имея значительные морские силы, могут воевать вместе с ними» (V.44.1). Узнав о резкой смене курса, произведенной Аргосом, спартанцы попытались исправить ситуацию. Они направили в Афины посольство, состоявшее из трех весьма уважаемых афинянами людей – Леонта, Филохарида и Эндия, последний из которых принадлежал к семье, связанной родственными узами с семьей Алкивиада. Задачей послов было воспрепятствовать присоединению Афин к союзу с Аргосом, ходатайствовать о возвращении Пилоса и заверить афинян в том, что союз Спарты с Беотией не несет для них никакой угрозы.
Спартанские посланники выступили перед афинским Советом и объявили, что обладают полномочиями для разрешения всех спорных вопросов. Алкивиад опасался, что, если они сделают такое же заявление перед народным собранием, афиняне откажутся от союза с Аргосом, и потому уговорил послов ничего не сообщать о полномочиях, с которыми они прибыли. Взамен он пообещал им употребить все свое влияние, чтобы добиться возвращения Пилоса, а также уладить все прочие разногласия. Однако в ходе самого собрания, когда на вопрос Алкивиада о полномочиях послы ответили, что ими не располагают, тот просто ошеломил их, публично поставив под сомнение их честность. Очень скоро собрание уже было готово проголосовать за союз с Аргосом, но случившееся землетрясение помешало тут же заключить союзный договор. Спартанские посланники так и не получили возможности уличить Алкивиада в коварстве и, вероятно, сразу же отбыли в Спарту, так как у нас нет никаких сведений о том, что на следующий день они присутствовали на собрании.