На том заседании Никий попытался добиться переноса голосования. Он доказывал, что дружба со Спартой важнее, чем с Аргосом, и предложил снарядить посольство для прояснения намерений спартанцев, поскольку Алкивиад не дал спартанским послам высказаться. Кроме того, Никий заявил, что благополучие и безопасность Афин сейчас находятся на высоте и будут становиться лишь крепче в условиях мира; Спарте же, уязвимой и неуверенной в себе, оказалась бы весьма на руку немедленная война, способная резко изменить положение. Противоположная точка зрения могла бы сосредоточиться на вероломстве и неизменной враждебности Спарты, а также на том, что после периода восстановления она сможет вновь угрожать Афинам. Таким образом, теперь, когда Спарта ослаблена и ей противостоит мощная коалиция, пришло время покончить с ней и навсегда ликвидировать угрозу, которую она представляла для Афин столь долгие годы. Но афиняне по-прежнему испытывали столь сильное отвращение к новой войне, что отложили решение по аргосскому вопросу и вместо этого отправили Никия в составе посольства в Спарту. Послы заявили, что Спарте, если она принимает условия Никиева мира, необходимо передать Афинам восстановленный Панакт, вернуть Амфиполь и расторгнуть союз с беотийцами. Они также предупредили, что, если Спарта не оставит беотийцев, Афины вступят в союз с Аргосом.
Эти требования разрушили все надежды на примирение, ведь спартанцы ожидаемо отвергли их. Несмотря на это, Никий попросил еще раз подтвердить от имени Спарты прежние клятвы относительно мира, поскольку «боялся подвергнуться нападкам, если он возвратится ни с чем, что и случилось, так как его считали виновником договора с лакедемонянами» (V.46.4). Не желая возобновлять войну, спартанцы удовлетворили его просьбу, но при этом оставили в силе свой союз с Беотией. Как и предчувствовал Никий, афинское собрание пришло в бешенство, как только им было получено это известие, и немедленно заключило договор с Аргосом, Элидой и Мантинеей. Это был пакт о взаимном ненападении и оборонительный союз на суше и на море, подписанный тремя пелопоннесскими демократическими режимами и зависимыми от них территориями, с одной стороны, и афинянами вместе с подвластными им государствами – с другой. Срок действия договора составлял сто лет. Соглашение стало триумфом для Алкивиада, и, заключив его, Афины пошли по новому пути, несовместимому с Никиевым миром.
Тем не менее, несмотря на все свои конфликты, и Афины, и Спарта продолжали по крайней мере формально соблюдать заключенные ранее договоры, ведь ни одна из сторон не желала брать на себя ответственность за нарушение мира. В то же время коринфяне, которые теперь могли позволить себе более искренний шаг, «отделились от союзников и снова стали склоняться на сторону лакедемонян» (V.48.3). Их хитрая игра ослабила мощь Аргосского союза, при этом очистив его от олигархий и превратив в коалицию демократий, ориентирующихся на Афины. Подобная угроза, как они рассчитывали, заставит Спарту вновь начать войну. Коринфяне также приложили все усилия для того, чтобы сохранить оборонительный союз, заключенный ими ранее с Аргосом, Элидой и Мантинеей, так как нестабильность спартанской политики могла потребовать от них новых стратегических маневров, а также потому, что, заняв двусмысленную позицию по отношению к пелопоннесским демократическим государствам, они хотели оставить за собой возможность вмешаться в их дела в некий критически важный момент в будущем.
УНИЖЕНИЯ СПАРТЫ
Установление союзных отношений между Афинами и пелопоннесскими демократиями не только сместило вектор афинской политики, но и воодушевило врагов Спарты на еще большую дерзость. На Олимпийских играх летом 420 г. до н. э. спартанцам пришлось пережить величайшее публичное оскорбление. Элейцы выступили против них с сомнительными обвинениями в том, что те якобы нарушили священное перемирие, заключавшееся на все время празднества, после чего отстранили их от состязаний и от участия в традиционных жертвоприношениях. Спартанцы обжаловали это решение, но олимпийский суд, состоявший из представителей Элиды, вынес решение против них и наложил на них пеню. Элейцы же, в свою очередь, заявили, что готовы отказаться от причитавшейся им половины пени и уплатят вторую половину сами, если спартанцы согласятся вернуть им Лепрей. Когда спартанцы ответили отказом, элейцы предъявили им унизительное требование: на алтаре Зевса Олимпийского перед всеми собравшимися греками спартанцы должны были поклясться в том, что уплатят пеню позднее. Спартанцы вновь отказались, после чего им запретили входить в храмы, приносить жертвы и участвовать в состязаниях во время игр. Лишь будучи членами союза с другими пелопоннесскими демократиями и Афинами, элейцы могли осмелиться на столь провокационные действия. На случай возможного нападения спартанцев они выставили в святилище Зевса охрану, состоявшую из их собственных воинов, на помощь которым прибыло по тысяче воинов из Аргоса и Мантинеи, а также отряд афинских всадников.