В результате сицилийского похода афиняне также лишились своих лучших и опытнейших полководцев: Демосфен, Ламах, Никий и Евримедонт были мертвы, Алкивиад находился в изгнании, а четверо других известных по именам стратегов к 413–412 гг. до н. э. еще ни разу не командовали войском. Что касается политических лидеров, то здесь к Никию и Алкивиаду можно прибавить Гипербола, который также был изгнан. Чтобы заполнить эту пустоту, афиняне решили «создать какую-либо магистратуру, которая была бы представлена старейшими гражданами», или пробулами.
До нас дошли имена лишь двух пробулов: Гагнона и Софокла, великого поэта-трагика. Гагнон, наряду с Периклом, был одним из стратегов в походе на Самос в 440 г. до н. э.; таким образом, к 413 г. до н. э. ему должно было быть за шестьдесят. Он всегда выступал в защиту Перикла и обладал большим авторитетом как публичная фигура. Софокл, которому к моменту его избрания, вероятно, уже перевалило за восемьдесят, ранее тоже был стратегом и даже назначался на высокую должность казначея Афинского союза. Но больше всего он прославился как автор трагедий, которые удостаивались наград в течение более чем полувека, что делало его одним из самых знаменитых и почитаемых людей в Греции. Как и Гагнон, он был связан с Периклом и сотрудничал с ним. И тот и другой пробулы были состоятельными, опытными, уважаемыми и, в контексте 413 г. до н. э., консервативными политиками, при этом их связь с Периклом служила гарантией того, что они не являются ни олигархами, ни врагами демократии.
Фукидид не мог удержаться от колкости в адрес пост-Перикловой демократии: «Афиняне, объятые в данный момент сильным страхом, готовы были, как обыкновенно поступает демос, ввести всюду строгий порядок» (VIII.1.4). Афинское собрание и в самом деле действовало со свойственными Периклу сдержанностью и благоразумием, когда, следуя его традиции, ограничило себя тем, что наделило чрезвычайными полномочиями комиссию из уважаемых и заслуживающих доверия умеренных политиков. Первым делом они постановили, что, «насколько позволяют обстоятельства, уступать не следует, но необходимо на какие бы то ни было средства снарядить флот, добыв лесу и денег, обеспечить себе верность союзников, преимущественно Эвбеи… [и] благоразумно сократить государственные расходы» (VIII.1.3).
Помимо новых кораблей, афиняне построили форт на Сунионе, что в южной оконечности Аттики, для защиты проплывавших мимо судов с зерном. Они покинули свое укрепление в Лаконии, которое оказалось слишком затратным и при этом почти совсем недейственным. Афиняне «вообще сократили все расходы, какие почему-либо казались им бесполезными» (VIII.4). Они пристально наблюдали за союзниками, чтобы те «не отлагались от них» (VIII.4), а также заменили дань, которая ранее взималась по возможностям каждого союзного города, единой пятипроцентной пошлиной, налагаемой на все товары, ввозимые или вывозимые по морю. Эта мера была принята для увеличения сборов по сравнению с теми, какие можно было получить от находившихся на грани мятежа заморских владений. Новый налог также снимал основную денежную нагрузку с землевладельцев и перекладывал ее на торговцев, дело которых процветало под афинским владычеством, – по этой причине они могли быть более расположены платить пошлину, сохраняя при этом добрые чувства к Афинам. Тем не менее подвластные афинянам города «готовы были к отпадению от них… при этом они не принимали в расчет своих сил» (VIII.2.2). В течение года против Афин восстали такие значимые области, как Эвбея, Хиос, Лесбос, Родос, Милет и Эфес, хоть они и не могли обрести свободу без помощи Спарты и ее союзников.
АМБИЦИИ СПАРТЫ
Поражение афинян на Сицилии позволило спартанцам почувствовать себя гораздо увереннее и поставить перед собой более амбициозные военные цели. В самом начале, еще только вступая в войну, они заявляли о стремлении «освободить эллинов», теперь же полагали, что после триумфальной победы над Афинами «утвердят уже безопасно свое господство над всей Элладой» (VIII.2.4). Еще больше спартанцев верили в то, что, победив в войне, «они будут наслаждаться великим богатством, величие и мощь Спарты возрастут, а в домах частных граждан воцарится небывалое процветание» (Диодор 11.50).