ОЦЕНКА НИКИЯ
Фукидид оставил о Никии необычайно лестный отзыв: «По этой или приблизительно по этой причине Никий и был умерщвлен, из эллинов моего времени менее всех заслуживавший столь несчастной кончины, потому что во всем своем поведении он следовал установленным принципам благородства» (VII.86.5). У граждан Афин на этот счет было иное мнение. Ценитель древностей Павсаний однажды увидел на афинском общественном кладбище стелу, на которой были начертаны имена стратегов, сражавшихся и павших на Сицилии, – всех, за исключением Никия. Причину исключения он нашел у сицилийского историка Филиста, «…который передает, что Демосфен заключил договор для всех, кроме себя, и когда он был взят в плен, то он попытался убить себя, а что со стороны же Никия сдача была произведена добровольно. Поэтому имя Никия и не написано на стеле: он был признан добровольно сдавшимся пленником, а не настоящим солдатом» (1.29.11–12)[37]
.В сиракузских каменоломнях под стражей оказалось свыше 7000 пленников, вынужденных ютиться в нечеловеческих условиях. Днем их опаляло солнце, а по ночам они мерзли на осеннем холоде. В день им давали одну котилу[38]
воды и две котилы еды – намного меньше того, что спартанцы по договору могли отправлять на Сфактерию для рабов. Они ужасно страдали от голода и жажды. Люди умирали от ран, болезней и отсутствия ухода, а трупы громоздились друг на друга, производя невыносимый смрад. По прошествии семидесяти дней все выжившие были проданы в рабство, за исключением афинян и греков с Сицилии и из Италии. Плутарх передает рассказы о рабах, получивших свободу благодаря своей способности читать по памяти стихи Еврипида, поэзию которого сицилийцы безумно любили. Но ни поэзия, ни что-либо другое не могли помочь тем, кто остался в каменоломнях. Их держали там в течение восьми месяцев; вероятно, никто из них не пережил этот срок.Фукидид оценивает сицилийскую экспедицию как «важнейшее военное событие не только за время этой войны, но, как мне кажется, во всей эллинской истории, насколько мы знаем ее по рассказам, событие самое славное для победителей и самое плачевное для побежденных. Действительно, афиняне были совершенно разбиты повсюду и везде испытали тяжкие бедствия. Погибло, как говорится, все: сухопутное войско и флот, ничего не осталось, что бы не погибло; из огромного войска возвратились домой лишь немногие» (VII.87.5–6). Большинству греков казалось, что на этом война закончится.
Но кто же был виновен в этой страшной катастрофе? Идею сицилийского похода подал Алкивиад, однако Никий сыграл в нем куда более значимую роль. Фукидид считал кампанию ошибкой неуправляемой и неблагоразумной демократии. Он не обвиняет Никия, а, напротив, превозносит его в самых высоких выражениях, хотя его рассказ о событиях тех дней оставляет впечатление, которое сильно расходится с его же интерпретацией этих событий. В конце концов, именно неудачный риторический прием Никия превратил скромное, почти совсем нерискованное предприятие в целую военную кампанию, массовость которой внушала мысль о том, что завоевание Сицилии – посильная и вполне безопасная задача. Он же допустил важнейший практический просчет, не включив конницу в список требуемых для похода сил.
Действия и бездействие Никия во главе войска на Сицилии сложились в череду ошибок, повлекших за собой гибель экспедиционного корпуса. Он не смог взять Сиракузы в полную осаду, так как, переключившись на другие задачи, промедлил со строительством единственного ряда стен вокруг города. Еще больше времени он потратил на переговоры с сиракузской оппозицией. Кроме того, он не послал эскадру на перехват Гилиппа, когда тот еще только направлялся на Сицилию; он не установил грамотную блокаду, которая помешала бы Гонгилу и коринфским кораблям добраться до Сиракуз по морю; он не построил укреплений и не расставил стражу на Эпиполах, чтобы предотвратить внезапную атаку. Таким образом, он позволил врагу прийти в себя, после чего тот лишил афинян доминирующих позиций. Далее Никий перебросил афинский флот, склад с припасами и казну на непригодную для обороны стоянку в Племмирии, где боевой дух и качество флота быстро пошли на спад и откуда Гилипп смог выбить афинян, захватив деньги и припасы.
В начале осени 414 г. до н. э., когда обреченную кампанию следовало прервать, Никий не стал делать этого из страха за свою репутацию и безопасность. Вместо этого он оставил выбор за афинянами: отступить или прислать громадные подкрепления, а также попросил освободить его от командования. Прямая и честная оценка угрожающей ситуации и признание неспособности справиться с ней вполне могли бы подтолкнуть афинян к решению о выводе войск с Сицилии, что позволило бы избежать катастрофы. Но даже после чудовищного поражения на Эпиполах Никий отказался вести экспедиционный корпус домой. Желая сберечь репутацию и ускользнуть от наказания, он ухватился за лунное затмение как за соломинку в тщетной надежде уклониться от неизбежного – и так упустил последний шанс афинян на спасение.