Новая власть отнюдь не была уверена в прочности своего положения. Хотя некоторая часть крайних олигархов сразу же бежала из города, ситуация оставалась настолько нестабильной, что кое-кто из них решился остаться и, возможно, даже надеялся на возвращение своих позиций. Умеренным приходилось действовать очень осторожно, ведь, несмотря на их ведущую роль в свержении Четырехсот, многие из них сами когда-то были членами этой группы. Им следовало не только быть начеку, пресекая попытки радикалов восстановить олигархию или совершить государственную измену, но и попытаться как-то отделить себя в общественном сознании от этих радикалов, вместе с которыми они еще недавно заседали в Совете четырехсот. При этом одно из первых официальных мероприятий, проведенных новым режимом, было довольно странным: собрание вынесло постановление против трупа Фриниха, предъявив покойнику обвинение в измене. После того как он был признан виновным, его останки извлекли из могилы и перенесли за пределы Аттики, его дом разрушили, собственность конфисковали, а приговор и постигшую его кару начертали на бронзовой стеле. По-видимому, это постановление было попыткой угадать настроения масс, покарав человека, у которого было множество врагов и который и так уже был благополучно мертв. Тем не менее на суде от имени Фриниха выступили Аристарх и Алексикл, и это заставляет предположить, что оба радикала по-прежнему чувствовали себя в достаточной безопасности, чтобы публично защищать своего сподвижника.
После того как прецедент был успешно создан, умеренные начали принимать меры против живых радикалов. Писандр, по-видимому, сумел скрыться, не дожидаясь приговора, но судебные иски все же были поданы против трех других олигархических лидеров – Архептолема, Ономакла и Антифонта. Они обвинялись в измене путем переговоров со спартанцами «к великому ущербу для города» (Плутарх,
Судьба Архептолема и Антифонта должна была подтолкнуть оставшихся радикалов к бегству, устранив всякую угрозу со стороны изменников в будущем. Вероятно, их осуждение также привлекло к умеренным народные симпатии и придало им решимости. Фимохар сохранил за собой должность наварха, а Ферамен, достаточно уверенный в своих силах, отплыл на Геллеспонт, где соединился с Фрасибулом и Алкивиадом. Теперь умеренные могли заняться решением ключевого вопроса: как выиграть войну.
ГЛАВА 32
ВОЙНА НА ГЕЛЛЕСПОНТЕ
(411–410 ГГ. ДО Н.Э.)
Очень скоро новое правительство столкнулось со смертельной угрозой от внешнего врага: малочисленный пелопоннесский флот подошел к Византию – важнейшему городу на Босфоре – и склонил его и соседние города к восстанию против Афин, поставив под удар снабжение столицы зерном и само существование афинского государства. Фарнабаз, сатрап северной части Малой Азии, призвал спартанцев срочно направить в регион еще больше кораблей, чтобы воспользоваться представившимся шансом, но Миндар действовал слишком медленно.
ФАНТОМНЫЙ ФИНИКИЙСКИЙ ФЛОТ
По условиям договора с Персией Спарта была обязана и дальше сотрудничать с Тиссаферном в Ионии. Хотя сатрап, следуя своему обыкновению, по-прежнему выплачивал спартанцам жалованье от случая к случаю и в недостаточном объеме, он пообещал привести в Эгеиду финикийский флот. Объединив его с флотом пелопоннесцев, спартанцы получили бы возможность добиться победы в войне на море. По этой причине им приходилось быть терпеливыми с Тиссаферном, сколько бы он ни тянул с выполнением своих обещаний. На деле же финикийский флот численностью в 147 кораблей доплыл только до Аспенда, что на южном побережье Малой Азии, но не двинулся дальше, так как сатрап по-прежнему был настроен добиться истощения греков с обеих сторон.
Миндар прождал в Милете больше месяца, пока наконец не получил известие о том, что Тиссаферн обманывает спартанцев и что финикийские корабли уже держат путь домой. На этом ожиданиям спартанцев пришел конец. Теперь они были свободны от договорных обязательств и имели право уйти к Фарнабазу на Геллеспонт.