Пелопоннесская война

Если мы, говорил Клеон афинянам, продолжим вести политику покладистости, неуместного сострадания и снисхождения, то нам «в борьбе с каждым восставшим городом, напротив, придется рисковать всем нашим добром и жизнью. Если мы, даже победив, снова подчиним какой-нибудь разоренный город, то все-таки останемся без доходов, от которых и зависит наше могущество. А в случае неудачи мы наживем себе новых врагов, кроме уже существующих, и нам придется бороться с собственными союзниками, в то время как нам нужно воевать с нашими нынешними врагами» (III.39.8). Речь Клеона была, по сути, полномасштабной атакой на державную политику Перикла и партии умеренных. Вместо нее он рекомендовал расчетливую политику террора для пресечения мятежей, по крайней мере в военное время.

Клеон и Диодот, представлявшие две крайние точки зрения, были лишь некоторыми из ораторов. Другие, высказавшие «различные мнения», несомненно, говорили о справедливости и гуманности, так как пересказ речи Клеона отвергает эти соображения и так как второе заседание было созвано специально для обсуждения зревшего в афинянах чувства, что избранное наказание было «жестоким и чрезмерным» (III.36.4).

Поскольку Клеон четко дал понять, что отказ от предложенных им мер воздействия в пользу более мягких будет, самое меньшее, признаком слабости, а возможно, и подкупа с изменой, Диодот схитрил и призвал афинян голосовать за свое предложение не из сострадания, но из чистого расчета. Диодот и впрямь желал для Митилены менее жестокого наказания, но его глубинной целью было сохранение умеренной политики державы. Он утверждал, что восстания случаются постоянно, а потому никакая угроза возмездия их не предотвратит. Текущая же, более сдержанная политика, напротив, заставляет мятежный город «капитулировать, пока он еще в состоянии возместить нам военные расходы и в будущем платить подати» (III.46.2). Принятие более жесткой линии Клеона лишь побудило бы мятежников «выдерживать осаду до последней крайности», вынуждая Афины тратить «средства… на долгую осаду города, не желающего сдаться», от которого «в будущем, конечно, никаких доходов не получишь. А ведь от этих доходов зависит наша военная мощь» (III.46.2–3).

Кроме того, Диодот заявил: «Теперь народная партия во всех городах на вашей стороне: либо демократы вообще не присоединяются к олигархам, либо, если их вынудят примкнуть к восстанию силой, они всегда готовы выступить против мятежников. Если вы начнете войну с восставшим городом, то народ будет на вашей стороне» (III.47.2). Свидетельства указывают на то, что он ошибался насчет популярности державы, в том числе и среди низших классов, однако установление фактов занимало его меньше, чем предписание политики. Афинянам следует признать виновными как можно меньше мятежников, продолжал он, так как убийство простых граждан наряду с высокородными подстрекателями восстания лишь убедит первых сражаться против Афин в грядущих мятежах. «Если бы даже народная партия действительно была виновна в восстании, то все же вы должны смотреть на это сквозь пальцы, чтобы не допустить перехода единственных оставшихся еще у нас друзей во вражеский лагерь» (III.47.4).

Для Диодота Митилена была частным случаем, который делал политику расчетливого террора, предложенную Клеоном, не только одиозной, но и в конечном счете самоубийственной. Его контрпредложение состояло в том, чтобы осудить лишь тех, кого Пахет отправил в Афины в качестве виновных. Эта идея была не так гуманна, как может показаться, ведь в качестве «наиболее виновных» (III.50.1) Пахет арестовал чуть более тысячи человек – не менее одной десятой всего мужского населения восставших городов Лесбоса.

В результате собрание проголосовало почти поровну, однако предложение Диодота все-таки победило. Клеон немедленно призвал казнить тысячу «виновных», и его инициатива была одобрена. Лесбосцам не предоставили должного суда ни в индивидуальном, ни в коллективном порядке; собрание сочло их виновными просто на основании мнения Пахета, и нет никаких сведений о том, что голоса разделились. То был самый жестокий шаг, когда-либо предпринятый афинянами в адрес восставших, но, какими бы злыми и черствыми ни сделали их страх, отчаяние и страдания, они все же отринули еще более зверский план Клеона.

Корабль, отправленный на Лесбос после первого заседания с приказом предать всех мужчин смерти, имел целый день форы, но вторая трирема была послана незамедлительно, чтобы отменить это распоряжение. Митиленские послы обеспечили гребцов едой и водой и пообещали им награду, если они раньше достигнут Лесбоса. Моряки, движимые возможностью совершить благое дело и получить вознаграждение, поплыли на огромной скорости, не останавливаясь даже для приема пищи и сна. Люди с первого судна не спешили исполнить свой жуткий долг, но прибыли в Митилену раньше. Фукидид живо передает конец истории: «Пахет успел прочесть решение народного собрания и собирался уже выполнить приказ, когда прибыла вторая [трирема] и спасла город. Так Митилена находилась на волосок от гибели» (III.49.4).