Пелопоннесская война

Прибытие афинского войска в город привело в ужас тех членов митиленской олигархии, что были ближе всего к спартанцам, и они стали искать убежища у алтарей богов. Пахет заверил их, что не причинит им вреда, и ради их безопасности переселил на близлежащий остров Тенедос. Затем он установил контроль над остальными лесбосскими городами, выступившими против Афин, и, взяв в плен скрывавшегося Салефа, направил его на Тенедос, к проспартанским митиленцам, как «и некоторых других, по его мнению, также замешанных в восстании» (III.35.1).

Чтобы понять настроения афинян, собравшихся для решения судьбы Митилены летом 427 г. до н. э., мы должны вспомнить, в каком положении они находились. В четвертый год войны они понесли чудовищные потери от вторжений и чумы, их изначальная стратегия провалилась, а хоть сколько-нибудь обнадеживающей замены ей не было. Митиленское восстание и проникновение спартанского флота в Ионию были пугающими предвестиями будущих бед. Людьми, заседавшими тогда на Пниксе, руководили страх за собственную жизнь и гнев на тех, кто поставил ее под угрозу.

Всю силу этих чувств они проявили, мигом решив казнить Салефа без суда и следствия, даже несмотря на то, что в обмен на свою жизнь он предлагал убедить спартанцев снять осаду с Платей. Судьба же самой Митилены стала предметом острой дискуссии. Фукидид не передает деталей этого собрания или произнесенных речей, но сообщает достаточно, чтобы реконструировать его ход. Посольство из Митилены, включавшее в себя как олигархов, так и демократов, по-видимому, выступило первым, и две эти фракции почти наверняка разошлись во мнениях, кто был ответствен за восстание. Олигархи утверждали, что вина лежит на всех митиленцах, полагаясь на то, что афиняне не изберут истребление всего народа; демократы заявляли, что ответственны были олигархи, вынудившие простой народ присоединиться к ним.

В центре дебатов оказалось предложение Клеона убить всех взрослых мужчин и продать в рабство женщин и детей Митилены. Его главным оппонентом стал Диодот, сын Евкрата, – человек, о котором мы больше ничего не знаем. Хотя собрание раскололось по этому вопросу на две фракции – умеренных, представленных Диодотом, и более воинственных, возглавляемых Клеоном, – все афиняне были охвачены злобой: на то, что митиленцы восстали, несмотря на свой привилегированный статус, на то, что мятеж долго и тщательно планировался, и прежде всего на то, что он привел спартанский флот к берегам Ионии. В этой обстановке предложение Клеона стало законом; тут же к Пахету была выслана трирема с приказом исполнить приговор.

СПОР О МИТИЛЕНЕ: КЛЕОН ПРОТИВ ДИОДОТА

Прошло совсем немного времени, прежде чем афиняне все же начали пересматривать свое решение. Выплеснув свой гнев, некоторые из них стали осознавать весь ужас принятого постановления. Послы из Митилены и их друзья в Афинах, в том числе, конечно, и Диодот с другими умеренными, воспользовались этой сменой настроя и убедили стратегов, а все они, как мы знаем, были умеренными, запросить особого заседания народного собрания, чтобы рассмотреть дело на следующий день.

В своем рассказе об этом заседании Фукидид впервые вводит Клеона в свою историю как человека, который был «самым неистовым из граждан и в то время обладал наибольшим влиянием в народном собрании» (III.36.6). Клеон утверждал, что митиленское восстание было неоправданным, результатом непредвиденной удачи, обернувшейся бессмысленным насилием (хюбрисом); следовательно, справедливость требовала скорой и строгой кары. Он настаивал на том, что между простым народом и олигархами не следует делать различия, ибо в мятеже участвовали и те и другие. Более того, Клеон полагал, что милосердие лишь вдохновит митиленцев на новые восстания, тогда как безлично жестокое наказание их предотвратит: «Нам давно уже следовало бы обходиться с митиленцами, не оказывая им предпочтения перед остальными союзниками, и тогда они не дошли бы до такой наглости. Ведь люди вообще по своей натуре склонны презирать заискивающих перед ними и, напротив, уважают тех, кто им не потакает» (III.39.5). Его слова как бы намекали, что афиняне уже давным-давно должны были лишить Митилену ее автономии, и то, что они этого не сделали, было лишь одной из множества прошлых ошибок. «Смотрите же: если вы будете одинаково взыскивать и с восставших добровольно союзников, и с тех, кто вынужден к этому врагами, то кто же из них, видя, что успех сулит свободу, а при неудаче ему не грозит неумолимая кара, не восстанет даже по пустячному поводу?» (III.39.7).