Как я устал! Неожиданно на меня навалилась усталость; день и ночь я не отдыхал, не спал и почти не ел; я столкнулся с тем, с чем до меня не сталкивался ни один человек, я страдал и боролся, страдал и снова боролся. Я страшно устал! У любого человека есть пределы сил.
Я покачал головой, пытаясь избавиться от усталости, пытаясь думать. Я не смел отдыхать. Не имел на это права. Я должен добраться до офиса. Нет, до изолятора. Там Эдит. Эдит медицинская сестра, она быстрей поймет мое сообщение. Это совсем близко. Всего в двухстах ярдах от этого места на берегу.
Двести ярдов? Для меня это тысяча двести ярдов, почти миля. Я не смогу. Я просто не дойду.
Но я должен. Должен! Я немного отдохну, только немного и пойду.
Туман снова окружил меня. С мрачного неба спустился тафет. Нет, не тафет, а маленькое крылатое существо, которое село надо мной на согнутый сук. Мгновение колебались его коричневые крылья в девять дюймов длиной и сложились.
Это существо моего мира и моего времени. Это не эогиппус, не Discorerus, но бабчочка. Шкипер с золотой лентой. Я узнал бабочку, и это придало мне сил. Я встал и распрямился.
Земля содрогнулась подо мной, и я в ужасе повернулся. Надо мной возвышался гигант, его громадные колени были на уровне моей головы.
Высоко уходило вверх надо мной его колоссальное тело. Белое туманное облако колыхалось надо мной, а за ним его лицо было большой круглой луной; на лице гротескная маска из стекол очков размером в обеденную тарелку, за стеклами злобные выпуклые глаза горгульи.
Лицо показалось мне странно знакомым. Конечно! Я снова забыл о своем размере. Это не гигант, а просто мальчик.
Перси Уайт. А облако – это сачок, и Перси охотится на бабочку.
Я подавился, на какие-то мгновения не способный говорить.
Вот это повезло! Какая замечательная…
Я по-прежнему не мог произнести ни звука, но теперь горло мне стиснул ужас. Перси смотрел на меня, прямо на меня – и он меня не видел! Я был невидим для него, как были невидимы для меня маленькие люди, пока не изменилась моя кровь.
Услышит ли он мой голос? Я закричал.
И в это мгновение он взмахнул сачком. Но промахнулся. Бабочка подялась в воздух, и улетела – и Перси побежал за ней. Прежде чем я успел снова закричать, он скрылся за мощными белыми колоннами – это молодая поросль березок, которой здесь оканчивается лес.
Я всхлипнул от разочарования. От гнева. Ярость красным пламенем взорвалась в моей голове. И сгорела от усталости. Вообще все сгорело, кроме стремления во что бы то ни стало добраться до изолятора. Теперь джунгли меня не остановят. Меня ничто не остановит. Я начал подниматься, тяжело дыша, в ярости, сражаясь с травой и листьями, сражаясь с этой невероятно роскошной растительностью.
Время расплывалось. Джунгли расплывались. Я осознавал только серый туман, через который шел бесконечно; туман только сначала был серым, потом он потемнел, и я продолжал сражаться в ночи.
Я рассчитал свое возвращение субботним вечером в лагерь к ужину. Не потому что хотел поесть с теми, кто был в лагере, но как раз напротив: я не хотел встречаться с ними. Не хотел смотреть в лица Энн Доринг или Эдит Норн и отвечать на вопросы, которые будут у них в глазах. Вначале мне нужно собраться.
Этим вечером я был усталым и отчаявшимся человеком, когда подвел свою машину к воротам лагеря так, чтобы этого никто не заметил, и в темноте направился к изолятору.
Я радовался тому, что оставил инструкции Эдит: она должна была настоять на том, чтобы мисс Доринг вместе с ней ходила в столовую на еду. Не было смысла постоянно находиться с тремя пациентами, не будет никаких перемен в их состоянии, никакого чрезвычайного положения, и, если не не отвлечь сестру Дика, она не выдержит.
Эти актеры обычно напряжены, у них гипертиреоз. Они не могут выносить напряжение, как обычные люди с неэмоциональным темпераментом.
В результате в изоляторе было тихо – тихо и мирно. Я прошел в маленький кабинет Эдит и тяжело сел на стул за ее столом. Я не побеспокился включить свет.
Результаты тестов, которые я заказал, отрицательные. Возможно, в Олбани или в Гейдельбергских горах есть человек с кровью, которая мне нужна, но в больнице его нет, ни среди пациентов, ни среди интернов или сестер.
Тесты отрицательные, и рухнула моя пследняя надежда. Сегодня днем умер Джоб Грант. Чарли Дорси умрет и Дик Доринг. Гефсиба Фостер, маленькая Фанни Холл, малыш Джимми Крейн проживут немного дольше, слабея и слабея, жизнь будет медленно покидать их, пока они тоже не станут бледными неподвижными трупами в больничных постелях.
А болезнь будет продолжать распространяться. Завтра уттром в больнице будет больше ее жертв, послезавтра утром еще больше, и на следующий день, и на следующий… Со временем, конечно, найдут способ ее остановить, но сколько человек погибнут до этого? Сколько?
Мои мрачные мысли прервал звук от порога: я забыл закрыть дверь.