Пена. Дамское Счастье [сборник Литрес]

Муре жил как одержимый. Он просыпался с мыслью о Денизе, она снилась ему по ночам, присутствовала в рабочем кабинете, где с девяти до десяти утра хозяин «Дамского Счастья» подписывал переводные векселя и распоряжения. Октав все делал машинально, чувствуя рядом незримое присутствие Денизы, спокойно отвечающей ему: «Нет!» В десять начиналось собрание акционеров – настоящее заседание кабинета министров, совет двенадцати, на котором он председательствовал. Обсуждались внутренние проблемы, решались вопросы закупок и оформления прилавков, и Октаву среди цифр слышался нежный голос Денизы. В самых сложных финансовых ситуациях он видел ее милую улыбку, потом девушка вместе с ним отправлялась на каждодневную инспекцию магазина. После полудня Муре возвращался в зал заседаний и с двух до четырех принимал целую толпу народа, фабрикантов со всей Франции, богатейших промышленников, банкиров, изобретателей, и Дениза его не покидала. Богатство материальное и интеллектуальное, безумный хоровод миллионов, переговоры, заканчивавшиеся самыми крупными сделками на рынке столицы… всему этому она была незримой свидетельницей. Редко, не дольше чем на минуту, решая судьбу того или иного предприятия, Муре забывал о воображаемой спутнице, но тут же снова обретал ее между двумя ударами сердца. В подобные мгновения его голос начинал звучать глухо, и он спрашивал себя: «К чему все это, если она не хочет меня?» В пять часов Муре подписывал письма, причем делал это машинально, Дениза вновь полностью завладевала его существом и в беспокойные, почти трагические одинокие ночные часы управляла его сознанием. На следующий день все начиналось сызнова, проделывалась огромная трудная работа, но стоило мелькнуть зыбкой тени этой девочки, и тоска и страх возвращались, терзая душу.

Хуже всего Октаву приходилось во время обхода «Дамского Счастья». Он создал этот гигантский организм, управлял целым миром – и чувствовал, что гибнет, потому что юное создание его отвергает! Он презирал себя, стыдился этой лихорадки, бывало, чувствовал отвращение к жизни и даже физическую дурноту, а иногда вдруг у него появлялась мечта: нужно расширить свою империю и стать таким великим, чтобы от восхищения или страха Дениза сама упала в его объятия.

На цокольном этаже Муре первым делом останавливался перед товарным желобом. Он по-прежнему выходил на Нёв-Сент-Огюстен, но его пришлось расширить до размеров речного русла, и теперь по нему струился бесконечный поток товаров, грохочущий, как настоящий водопад. По этому желобу поступали товары со всего мира, с парижских вокзалов приезжали телеги, разгрузка производилась круглосуточно, ящики и тюки соскальзывали под землю, в ненасытное чрево магазина. Октав смотрел на неостановимый бурный поток и говорил себе: «Ты один из хозяев общественного богатства, ты держишь в руках судьбы французской промышленности – и не можешь купить поцелуй одной из своих продавщиц!»

Вторым Октав посещал отдел приемки, располагавшийся там же, но выходивший на улицу Монсиньи. Бледный свет, струившийся из узких окошек, освещал двадцать столов, вокруг них суетились приказчики, они освобождали ящики и коробки, проверяли товары и маркировали их цифрами. Рядом гудел товарный спуск, звучали громкие голоса. Муре останавливали заведующие отделами, ему приходилось решать проблемы, подтверждать собственные указания. Подвальное пространство заполнялось нежным блеском атласа, белизной полотна, распакованные меха смешивались с волшебной красоты кружевом, парижские безделушки – с богатыми гардинами в восточном стиле. Октав шел мимо богатств, которые, попав в отделы, станут украшением прилавков и притянут к себе покупательниц, те расстанутся с деньгами и унесут домой купленные сокровища. Муре вспоминал, как сулил Денизе шелка и бархат, все, чего пожелает ее душа, а она отказалась, покачав белокурой головой.