Пена. Дамское Счастье [сборник Литрес]

– И естественно, здесь требуется идеальная, суровая простота – одни только каменные стены, никакой росписи, ни одного золотого мазка. Нужно, чтобы это походило на крипту, на что-то вроде мрачного подземелья… И вот тут самое сильное впечатление произведет фигура Христа на кресте, а у его ног – Богоматерь и Мария Магдалина. Я помещу распятие на вершине утеса, а белые фигуры скорбящих – внизу, на сером фоне; и тогда этот мой свет из отверстия в куполе озарит их, словно невидимый луч, словно животворное сияние, и фигуры выступят из полумрака, приобщенные этим божественным светом к жизни вечной… Вы увидите это, увидите! – И, обернувшись, аббат крикнул одному из рабочих: – Да уберите же оттуда Деву Марию, а то, не дай бог, сломаете ей ногу!

Рабочий подозвал напарника. Вдвоем они обхватили статую Девы Марии, подняли и потащили в сторонку, словно рослую белую девицу, упавшую в обморок.

– Поаккуратнее! – кричал аббат, пробираясь следом за ними через груды обломков, о которые уже порвал подол своей сутаны. – Ну-ка, погодите!

Он помог рабочим, подсунув руки под спину Марии, и отошел, весь перепачканный известковой пылью.

– Итак, – продолжал он, вернувшись к Октаву, – представьте себе, что две широкие двери нефа вон там, перед вами, распахнуты и вы можете пройти в капеллу Богоматери. А дальше, минуя алтарь и капеллу Поклонения волхвов, вы увидите в глубине сцену Распятия… Представляете, какое впечатление будут производить эти три огромные фигуры, эта драматическая сцена – простая и безыскусная, в глубине скинии, за пределами этого таинственного полумрака, вдали от витражей, ламп и золотых канделябров?! Ну, каково ваше мнение? Я полагаю, что это будет завораживающее зрелище, не правда ли!

Аббат разглагольствовал не умолкая, с радостным смехом, крайне гордый своим замыслом.

– Я думаю, что даже самые отъявленные безбожники и те будут потрясены, – сказал Октав, чтобы доставить ему удовольствие.

– Не правда ли! – вскричал тот. – Я жду не дождусь, когда все будет на своих местах.

Они вернулись в неф, но увлекшийся аббат и здесь продолжал рассуждать в полный голос, размахивая руками, точно подрядчик, и превознося Кампардона: вот уж кто, живи он в Средневековье, наверняка прославился бы как знаменитый мастер!

Он выпустил Октава через узенькую дверь в глубине церкви, но еще ненадолго задержал его во дворе дома священника, откуда была видна часть апсиды, полускрытой соседними строениями. Аббат жил здесь, на третьем этаже большого здания с облупленным фасадом, полностью отведенного клиру Святого Роха. Над входной дверью высилась статуя Богоматери, от высоких окон с плотными занавесями неуловимо веяло ладаном, а в безмолвии двора чудились неслышные шепотки исповедальни.

– Я зайду повидаться с господином Кампардоном нынче же вечером, – сказал аббат Модюи. – Попросите его дождаться меня… Я хочу спокойно обсудить с ним одно усовершенствование.

И он распрощался с Октавом легким поклоном, как светский человек. Октав наконец пришел в себя: церковь Святого Роха, с ее обновленными сводами, помогла ему успокоиться. Он с любопытством оглядывал этот жилой дом – нечто вроде каморки привратника, который должен был ночью дернуть за шнур, чтобы впустить кого-то в обитель Господню; эдакий монастырь, затерянный в мрачных дебрях квартала. Стоя на тротуаре, он еще раз поднял голову, чтобы осмотреть здание: голый фасад с зарешеченными окнами; цветочные ящики на пятом этаже, в железных оградках; а в цокольном этаже убогие лавчонки, приносившие кое-какую прибыль монахам, – они сдавали их часовщику, холодному сапожнику, вышивальщице и даже виноторговцу, к которому в дни похорон захаживали факельщики. Октав, подавленный своей неудачей в суровой мирской жизни, позавидовал безмятежному существованию старых служанок всех этих кюре, которые, верно, тихо-мирно поживали там, наверху, в каморках, благоухающих вербеной и душистым горошком.

Вечером, в половине седьмого, он вошел в квартиру Кампардонов, не позвонив, и наткнулся на архитектора и Гаспарину, страстно целовавшихся в передней. Кузина, которая только что вернулась из «Дамского Счастья», в спешке не заперла за собой входную дверь. Все трое застыли в изумлении.

– Моя жена еще причесывается, – пролепетал Кампардон, лишь бы что-нибудь сказать. – Пройдите к ней.

Октав, смущенный не меньше их, торопливо постучал в дверь Розы и вошел, не дожидаясь ответа, как близкий родственник. Нет, он решительно не мог продолжать столоваться здесь, теперь, когда застал их целующимися по углам.

– Войдите! – крикнула Роза. – А, это вы, Октав… Ничего-ничего, не смущайтесь.

При его появлении она даже не накинула пеньюар – так и сидела с обнаженными плечами и руками, сиявшими нежной, молочной белизной. Пристально глядя в зеркало, она завивала в мелкие локоны свои золотистые волосы. Роза ежедневно, часами сидела за туалетом, тщательно занимаясь своей внешностью, пристально разглядывая каждую родинку, прихорашиваясь, – и все лишь затем, чтобы потом раскинуться на диване в роскошном наряде как красивый бесполый идол.