Пена. Дамское Счастье [сборник Литрес]

Неужели это правда? Огюст перенес стол на прежнее место, все в оцепенении молчали. Вскоре раздались рыдания. Бог ты мой! Если уж надеяться больше не на что, они сумеют и сами поделить состояние. Чтобы избавить сына от чудовищного зрелища, Клотильда поспешно отправила Гюстава и теперь плакала, бессильно положив голову на плечо Берте, всхлипывавшей, как и Валери. Стоявшие возле окна Теофиль и Огюст яростно терли глаза. Но больше всех убивался Дюверье, в крайнем отчаянии он душил носовым платком свои рыдания. Нет, ему решительно не жить без Клариссы: он бы предпочел умереть на месте, как старик; и из-за совпавшей с семейным трауром тоски по любовнице он сотрясался от безграничного горя.

– Сударыня, – доложила Клеманс, – прибыли Святые Дары.

На пороге появился аббат Модюи. За его плечом маячила любопытная физиономия мальчика из церковного хора. Услышав всхлипы, священник вопросительно глянул на доктора, тот сокрушенно развел руками, словно желая показать, что это не его вина. И, пробормотав молитвы, аббат со смущенным видом удалился, унося Святые Дары.

– Дурной это знак, – говорила Клеманс столпившейся в дверях прихожей прислуге. – Бога попусту не беспокоят… Вот увидите, года не пройдет, как он воротится в дом.

Похороны господина Вабра состоялись только на третий день. Дюверье счел необходимым все же добавить в траурных извещениях слова «приобщившись Святых Тайн». Магазин не работал, и Октав был свободен. Он обрадовался нечаянному выходному дню, потому что давно мечтал навести у себя в комнате порядок, передвинуть мебель, расставить в купленном по случаю книжном шкафчике свою маленькую библиотеку. В день похорон он поднялся раньше обычного и около восьми уже заканчивал уборку, когда в дверь постучали. Мари принесла ему стопку книг.

– Раз уж вы за ними не приходите, – сказала она, – видать, мне следует самой вернуть их вам.

Однако, чтобы не оказаться наедине с молодым человеком, войти она не решилась и зарделась. Впрочем, их связь самым естественным образом уже совсем прекратилась, поскольку он больше не пытался овладеть ею. А она по-прежнему была ласкова с ним и при встрече всегда ему улыбалась.

В то утро Октав был очень весел и решил поддразнить девушку.

– Стало быть, Жюль запрещает вам заходить ко мне? – повторял он. – Ну и как у вас теперь с Жюлем? Он с вами мил? Да слышите ли вы меня? Отвечайте же!

Мари смеялась, она ничуть не была смущена.

– Еще бы! Когда вы его уводите и угощаете вермутом, то рассказываете ему такое, что он возвращается не в себе… О, он весьма мил. Мне кажется, даже слишком. Но мне-то, разумеется, больше нравится, когда он выпивает дома, а не на стороне. – Посерьезнев, она добавила: – Вот, возьмите вашего Бальзака, я не смогла дочитать… Слишком уж грустно, этот господин описывает одни неприятности!

И она попросила у него книжки про любовь, с приключениями и путешествиями в далекие страны. А потом заговорила о похоронах: она пойдет в церковь, а Жюль и на кладбище тоже. Сама-то она никогда не боялась покойников; когда ей было двенадцать, она целую ночь провела возле дяди и тети, которых в одночасье унесла лихорадка. А вот Жюль, тот настолько сильно ненавидит разговоры о мертвецах, что со вчерашнего дня запретил ей упоминать владельца дома, который лежит там, внизу. Но она не знает, о чем еще говорить, да и Жюль тоже, поэтому теперь они все больше молчат, потому что постоянно думают о бедном покойнике. Это становится скучным, так что для Жюля будет лучше, когда господина Вабра вынесут из дому. Довольная, что может всласть поговорить о случившемся, она засыпала Октава вопросами: видел ли он его? Старик сильно изменился? Надо ли верить тому, что рассказывают про тот ужас, что случился, когда его клали в гроб? А что родственники, еще не потрошат матрасы, чтобы все обшарить? В таком доме, как их, где полно прислуги, о чем только не судачат! Смерть – такое дело, что все только о ней и говорят…

– Вы опять навязываете мне Бальзака, – заметила она, взглянув на книги, которые он ей предложил. – Нет уж, заберите… Это слишком похоже на жизнь.

Когда Мари протянула ему томик, он схватил ее за руку и хотел втащить в комнату. Ее интерес к смерти развлек его; она показалась ему занятной, более живой и желанной. Мари это поняла, снова зарделась, вырвала руку и убежала, бросив на прощание:

– Спасибо, господин Муре… До скорой встречи на похоронах.

Уже одевшись, Октав вспомнил о своем обещании заглянуть к госпоже Кампардон. У него еще оставалось два часа – похороны были назначены на одиннадцать, и он решил использовать это время, чтобы нанести несколько визитов в доме. Роза приняла его в постели; он извинился, что пришел не вовремя; но ведь она сама позвала его. Он так редко навещает их, она даже рада, что может немного отвлечься.

– Ах, знаете ли, милый юноша, – тут же заявила госпожа Кампардон, – это ведь я должна была бы лежать там, в гробу!

Да, повезло домовладельцу – он покончил счеты с жизнью. Но когда Октав, удивленный, что она пребывает в столь меланхолическом настроении, спросил, уж не стало ли ей хуже, Роза ответила: