Пена дней

— Здесь и остановимся, — сказал Колен. — Место неплохое, а до юга мы все равно сегодня не доберемся.

Николя открыл дверцу и вышел из машины. На нем был элегантный костюм шофера из свиной кожи и такая же фуражка. Он отошел в сторону и взглянул на автомобиль, из которого как раз выходили Колен и Хлоя.

— Машина невероятно замызганная, — констатировал он. — Столько грязи налипло.

— Ничего, в гостинице ее вымоют, — сказала Хлоя.

— Пойди узнай, есть ли у них свободные номера и как там кормят, — обратился Колен к Николя.

— Будет сделано, месье, — сказал Николя, поднося руку к фуражке и отвратительно кривляясь.

Он толкнул калитку из полированного дуба, вздрогнул, обнаружив, что ручка обита бархатом, и его шаги заскрипели по гравию. Преодолев две ступеньки, Николя открыл стеклянную дверь и исчез в глубине здания.

Ставни были опущены, и ни малейший шум не проникал наружу. Солнце согревало упавшие яблоки, из которых вырастали маленькие благоухающие яблони, которые, в свою очередь, мгновенно покрывались миниатюрными плодами. Эта рекурсивная операция продолжалась до бесконечности, но на третьем витке виден был только зеленовато-розовый мох, по которому катились крошечные яблочки размером с булавочную головку.

Множество мелких жужжащих насекомых роилось в солнечном свете. Увеселения, которым они предавались, были совершенно непонятны простым смертным: так некоторые осы преспокойно вращались вокруг собственной оси. С ветреной стороны шоссе доносился шелест злаков и легкий хруст порхающих листьев. Жесткокрылые жуки пытались лететь против ветра, прихлюпывая, как пароход, который плывет против течения, шлепая по воде всеми своими плицами и отчаянно чертыхаясь.

Колен и Хлоя, сидя рядом, молча грелись на солнце, и сердца их синхронно бились в ритме буги-вуги.

Стеклянная дверь открылась, и появился Николя. Его костюм был в беспорядке, фуражка сползла на ухо.

— Тебя что, выставили за дверь? — спросил Колен.

— Никак нет, месье, — ответил Николя. — Они готовы принять вас и вашу супругу, а также привести автомобиль в надлежащий вид.

— Что с тобой стряслось? — спросила Хлоя.

— Уф!.. — сказал Николя. — Хозяина на месте не оказалось, пришлось договариваться с его дочерью.

— Приведи себя в порядок, — потребовал Колен. — Посмотри, на кого ты похож.

— Прошу меня извинить, месье, я счел, что ради двух номеров стоило пойти на жертвы.

— Оденься по-человечески, — потребовал Колен. — И постарайся изъясняться нормальным языком. Хватит играть у меня на нервах.

Хлоя нагнулась, чтобы поиграться со снегом. Его мягкие пушистые хлопья не таяли на ладони.

— Смотри, какая прелесть! — воскликнула Хлоя.

Под снегом показались примулы, васильки и маки.

— Да, красиво, — согласился Колен. — Только не надо брать снег в руки. Ты простудишься.

— Нет, не простужусь, — начала было Хлоя и вдруг сильно закашлялась. Казалось, что кто-то скрипучими ножницами разрезает шелковую ткань.

— Моя маленькая, — сказал Колен, прижимая ее к себе, — когда ты так кашляешь, у меня сердце разрывается.

Хлоя выпустила снежинки из рук, и они медленно, как тополиный пух, полетели вниз, переливаясь на солнце.

— Не нравится мне этот снег, — заметил Николя. — Прошу простить меня, месье, за подобную вольность, — поспешно добавил он.

Колен снял башмак и запустил им в физиономию Николя, который в это момент как раз нагнулся, чтобы вытереть пятнышко на брюках. Услышав над своей головой звон разбитого стекла, Николя стремительно выпрямился.

— Месье, — укоризненно произнес он, — позволю себе заметить, что вы разбили окно своей спальни.

— Ничего, — сказал Колен, — заодно проветримся. Надеюсь, это отучит тебя кривляться.

И, поддерживаемый Хлоей, он запрыгал на одной ножке по направлению к двери. На месте разбитого стекла постепенно вырастало новое, и дверная рама уже покрылась тоненькой пленочкой, которая переливалась всеми цветами радуги.

XXVII

— Как спалось? — спросил Колен.

— Неплохо, а тебе? — ответил Николя, который на этот раз облачился в штатское.

Хлоя зевнула и взяла графин с каперсовым сиропом.

— Это дурацкое окно мешало мне спать, — сказала она.

— Разве оно не затянулось? — удивился Николя.

— Не до конца, — сказала Хлоя. — Родничок еще открыт, и через него как раз и сквозит. Просыпаюсь и чувствую, что у меня вся грудь в снегу…

— Ужасно, — признал Николя. — Я им устрою. Кстати, мы ведь сегодня утром все равно уезжаем.

— Сегодня днем, — уточнил Колен.

— Пойду надену костюм шофера, — сказал Николя.

— Николя, ты опять начинаешь?

— Я случайно, — сказал Николя. Он залпом выпил свой сироп и проглотил бутерброды. — Сейчас посмотрим, что из себя представляет местная кухня, — важно проговорил он, подравнивая карманной дрелью узел своего галстука.

Николя вышел из комнаты, и шаги его затихли, возможно, в направлении кухни.

— Что мы будем делать, моя маленькая? — спросил Колен.

— Целоваться, — сказала Хлоя.

— Разумеется. А потом?

— А потом… я стесняюсь.

— Да, обязательно. Я имел в виду после этого.

— А потом уже пора будет обедать, — сказала Хлоя. — Обними меня. Мне холодно. Этот ужасный снег…

В комнату золотыми волнами вплывало солнце.