Пена дней

Они последовали за медсестрой, и их шаги с приглушенным гулом застучали по эмалированному полу. Коридор плавно закруглялся. Они миновали множество дверей и остановились у той, на которой красовалась вывеска из чеканного золота, точно такая же, как при входе. Медсестра открыла дверь и деликатно растаяла в воздухе, чтобы не загораживать проход. Они толкнули массивную, совершенно прозрачную дверь и оказались в кабинете. Профессор Членоед, стоя у окна, натирал свою бородку душистым дягильным экстрактом при помощи обыкновенной зубной щетки.

Заслышав шум шагов, профессор обернулся и протянул Хлое руку.

— Вам уже лучше? — спросил он.

— Эти пилюли были ужасные, — призналась Хлоя.

Профессор помрачнел и стал похож на октавианца.

— Какая досада, — прошептал он. — Так я и думал. — Он застыл в глубокой задумчивости и простоял так с минуту, пока наконец не осознал, что все еще держит в руках зубную щетку. — Возьмите, — сказал он, пихая щетку Колену. — А вы присаживайтесь, дитя мое, — прибавил он, обращаясь к Хлое.

Профессор прошелся по кабинету и тоже сел.

— Понимаете, у вас что-то в легких, — сказал он Хлое. — Вернее, в одном из легких. Судя по всему…

Он встал, не договорив.

— Ладно, хватит болтать, — прервал он сам себя. — Попрошу вас следовать за мной. — Да положите же вы наконец эту щетку, — сказал он Колену, который совершенно не понимал, зачем ему ее вручили.

Колен пошел было за Хлоей и профессором, но между ними возникло нечто вроде занавеса, плотного и совершенно невидимого. Его сердце сжималось от тоски и подскакивало в груди. Сделав над собой усилие, он сжал кулаки и, собрав всю свою волю, догнал Хлою. Как только он прикоснулся к ее руке, занавес исчез.

Профессор привел ее в маленькую светлую комнату с хромированным потолком, добрую часть которой занимал невысокий аппарат из полированного металла.

— Я бы предпочел, чтобы вы сели, — проговорил профессор. — Это недолго.

Перед аппаратом находился экран из красного серебра, окаймленный искрящимся хрусталем. На цоколе сверкала черная эмалированная кнопка.

— Вы хотите присутствовать? — спросил профессор у Колена.

— Да, если можно, — отвечал тот.

Профессор нажал на кнопку. Свет из кабинета плотным потоком устремился в щель под дверью и в вентиляционное отверстие. Серебряный экран постепенно наливался красками.

XXXIX

Профессор Членоед похлопал Колена по плечу.

— Не падайте духом, мой друг, — сказал он. — Может быть, все еще обойдется.

Колен смотрел в пол, он был совершенно подавлен. Хлоя держала его под руку и изо всех сил старалась казаться веселой.

— Да, — подтвердила она, — это, наверное, скоро кончится…

— Конечно, — пробормотал Колен.

— Если она будет следовать моим предписаниям, — продолжал профессор, — она вполне может поправиться.

— Вполне, — механически повторил Колен.

Они стояли в круглом белом вестибюле, и голос Колена отдавался эхом, как если бы он говорил откуда-то издалека.

— Счет я вам все-таки вышлю, — сказал профессор.

— Ну разумеется, — ответил Колен. — Спасибо вам, доктор, вы были к нам так внимательны.

— А если и это лечение не поможет, приходите ко мне. В конце концов, есть еще один выход — оперативное вмешательство, мы его пока даже не рассматривали…

— Да, конечно, — сказала Хлоя, изо всех сил сжимая руку Колена, и зарыдала.

Профессор отчаянно щипал себя за бороду.

— Какая досада, — проговорил он.

Воцарилось молчание. За прозрачной дверью показалась медсестра и дважды постучала. Зеленые буквы, из которых ловко сложилось слово «Войдите», вспыхнули в толще дверного стекла.

— Там пришел какой-то господин, просил передать, что Николя уже ждет.

— Спасибо, Куртизанна, — сказал ей профессор, — вы свободны. — И медсестра удалилась.

— Ну что же, доктор, мы, пожалуй, пойдем… — пролепетал Колен.

— Да, да… — отвечал профессор. — До свидания… Лечитесь… Попробуйте съездить куда-нибудь…

XL

— Плохой диагноз? — спросил Николя, не оборачиваясь, прежде чем они тронулись с места.

Хлоя все еще плакала, уткнувшись носом в меховую накидку, а Колен был мертвенно-бледен. Запах тротуара ощущался все явственней. Эфирные пары наполняли улицу.

— Поехали, — сказал Колен.

— Что с ней? — спросил Николя.

— Хуже и быть не могло! — воскликнул Колен.

Он спохватился, что произнес это в присутствии Хлои. Он так любил ее в этот момент, что готов был убить себя за это.

Хлоя съежилась в углу машины и кусала пальцы. Волосы падали ей на глаза, шапочка свалилась под сиденье, и она, сама того не замечая, топтала ее ногами. Она плакала так, как плачут маленькие дети, изо всех сил, но совершенно бесшумно.

— Любимая, прости меня, — сказал Колен, — я чудовище.

Он сел поближе и прижал ее к себе. Он целовал ее усталые мокрые веки и чувствовал, как тяжело и медленно бьется сердце в ее груди.

— Мы вылечим тебя, — уверял он. — Я хотел сказать, что не может быть ничего хуже, чем видеть тебя больной, даже если болезнь не опасна…

— Мне страшно… — пожаловалась Хлоя. — Я знаю, он будет меня оперировать.

— Нет, — возразил Колен. — Ты сама поправишься.

— Да что с ней такое? — не унимался Николя. — Я могу чем-нибудь помочь?