Пендервики весной

Бетти брела домой под дождём, оглушённая всем тем, что свалилось на неё так неожиданно. Ну вот как такое может быть – ни с того ни с сего в её жизни появились сразу две новые собаки, когда она не хотела ни одной? И родители, скорее всего, согласятся – Болотный переулок ведь совсем рядом. И никто из соседей ей не звонит и не предлагает вытирать у них пыль, да и вообще ничего не предлагает – не будет даже такой жалкой отговорки.

Но потом Бетти напомнила себе о важном: Musica anima mea est, – и расправила плечи, и негромко спела несколько тактов из Сондхайма, чтобы приободриться.

Бен упрашивал родителей, чтобы ему разрешили не ложиться до приезда Ника, но так и не упросил. И что теперь, лейтенант Гейгер вернётся домой, а Пендервики его не встретят? Не будет даже приветственных плакатов – потому что какой смысл вывешивать плакаты в дождь? Нет, слишком ужасно, Бен даже думать о таком не мог. А раз не мог, то и не думал. Вместо этого он, как только мама и папа пожелали ему спокойной ночи и ушли, тихонько перебежал в комнату Бетти.

Бетти читала «Шедевр» – книгу о мальчике по имени Джеймс, у которого был друг по имени Мартин, и этот друг был жуком[53]. В списке книг, которые Бетти не хотела портить никакими отчётами, «Шедевр» занимал одно из первых мест.

– Сделай так, чтобы я не уснул до приезда Ника, – сказал Бен.

– Как я это сделаю? Ждать ещё часа два, не меньше.

– Ну, можешь со мной говорить. – Он сел на кровать. – Например, расскажи мне про Кориандра и как папа согласился, чтобы ты с ним гуляла, потому что у него такая растительная кличка.

Бен уже слышал эту историю. Первый раз – когда позвонил мистер Холланд, и Бетти с Беном выслушали весь телефонный разговор, точнее мамину его часть, – и потом ещё раз, когда мама с папой обсудили этот разговор и решили, что Бетти вполне может выгуливать и двух собак.

– Ты и так всё слышал. Зачем я буду тебе это повторять?

– Затем, чтобы я не уснул. Или можешь что-нибудь мне спеть. Ты же всё время что-нибудь напеваешь.

– Не всё время. – Бен мог бы и не быть таким наблюдательным.

– Тогда давай во что-нибудь поиграем. Бетти, пожалуйста. Я так хочу увидеть Ника сегодня!

Бетти и сама понимала, как это было бы здорово: Ник возвращается домой, а никто из Пендервиков не спит, все его ждут. Поэтому она отложила «Шедевр» и достала «Отелло»[54]. Они играли, и играли, и играли в «Отелло», а время ползло к одиннадцати так медленно, и наконец Бетти потянулась, просто чтобы устроиться поудобнее…

– Бетти! – толкая её, сказал Бен. – Проснись.

Но она не просыпалась, поэтому он тоже потянулся, чтобы устроиться поудобнее… и вдруг, очнувшись, обнаружил, что сидит, уронив голову прямо на игровое поле «Отелло», в самую его середину. Бен вскинулся: на часах 10:55! Злясь на себя и отдирая налипшие на щёку и лоб фишки, он рванул в коридор и оттуда в свою комнату – к окну. Нет, всё в порядке. Синего пикапа ещё нет. И дождь перестал! Значит, можно успеть до приезда Ника вывесить плакаты.

Бен начал крадучись спускаться по лестнице, но внизу, в гостиной, разговаривали Скай и Джейн. Он решил остановиться и подождать.

– А теперь он присылает мне музыку, которую он сам написал, – говорила Скай. – На прошлой неделе это была «Павана[55] для С.П.», а сегодня вот это.

– «Неразделённое в ре миноре». Вау!

– Ну и? Я, что ли, умею читать ноты?

– Ты можешь попросить Бетти, она сыграет тебе это на пианино.

– Вот спасибо. Я тебе-то стесняюсь такое показывать. Спасибо хоть, он шлёт только музыку, без слов. Целая песня про неразделённую любовь ко мне меня бы доконала, честное слово.

Кое-что из того, что до сих пор казалось Бену тарабарщиной – особенно «павана» и «неразделённое», – теперь встало на свои места. Сёстры говорят о Джеффри. Если бы Бен не рвался так сильно вниз – вывешивать плакаты для Ника, – он бы сейчас развернулся и тихо ушёл в свою комнату. Что-что, а вовлекаться в очередную дискуссию о любви ему уж точно не хотелось.

– А для меня он только один раз написал музыку, – сказала Джейн. – Когда мне было десять лет – помнишь? И это самое интересное из всего, что случалось в моей жизни.

– Вот и влюблялся бы в тебя! Ты бы оценила.

– Скай, ты же знаешь, он всегда был от тебя без ума, с вашей самой первой встречи.

– Ага, я тогда так в него врезалась – чуть дух из него не вышибла.

– Ну ты же теперь поумнела и больше так не делаешь.

После этого был только один звук – то ли стон, то ли ворчанье, Бен не понял. Звук исходил от Скай и, похоже, означал конец разговора. Потом пару минут было тихо, и Бен решил, что опасность миновала и можно осторожно спускаться дальше. Он уже почти добрался до нижней анти-Лидии, когда Джейн опять заговорила:

– Я сказала Жерому, что хочу стать писательницей, а он ответил: чтобы быть писателем, нужно иметь большое сердце. Во всяком случае, так я его поняла.

– То есть не факт, что он именно это ответил, – заметила Скай.

– Ага, я знаю. Хотела ещё спросить его насчёт Сартра, но он перескочил на что-то другое, и я совсем перестала его понимать. Ох, и почему он так быстро говорит по-французски?