Пепел Бикини

Хомма рвало. Его маленькое, исхудалое тело судорожно изгибалось под простыней, на потемневшем лице, изуродованном желтыми буграми нарывов, выступил обильный пот. Спазмы сводили горло мальчика, и из безобразно раскрытого рта текла тягучая, липкая слюна. В промежутках между спазмами Хомма громко и хрипло, со всхлипами, стонал и ругался:

— Тикусё… А, тикусё-мэ-э[23]…

Остальные больные и служитель молчали. Капитан Одабэ лежал, завернувшись в простыню с головой, сэндо Тотими, сморщившись, тайком от служителя занимался запретным делом — выдавливал на руке зудевший гнойник. Механик Мотоути подобрал брошенную служителем газету и читал про себя, шевеля губами. Потом он вдруг приподнялся на локте и крикнул, не отрывая глаз от текста:

— О-ой, Одабэ-сан! Сэндо!

Капитан высунул лицо из-под простыни. Сэндо, не оборачиваясь, прохрипел:

— Чего тебе, Тюкэй?

— Слушайте, что сказал о нас председатель американской атомной комиссии господин Люис Страусс. Он заявил, что в момент взрыва «Счастливый Дракон» находился… Э-э, где это? А, вот: «…находился западнее атолла Бикини, в пределах двухсотмильной запретной зоны». Ну, не дурак ли этот янки? Не умеет отличить запада от востока, а еще председатель комиссии…

— Пропади он пропадом со всеми вместе, — слабым голосом отозвался Одабэ. Лицо его перекосилось.

Мотоути бросил газету.

— Болит? — сочувственно спросил он.

— Огонь у меня внутри. — Одабэ скрипнул зубами и зарылся лицом в подушку.

Сэндо вытер пальцы об матрац, оправил простыню и мрачно прохрипел, щуря слезящиеся глаза:

— Всякому дураку в Японии известно, что когда взорвалась эта проклятая водородная штука, мы были милях в сорока к востоку от их зоны. Янки будут теперь выкручиваться, чтобы не платить убытки.

Хомма наконец перестало тошнить. Служитель обтер ему лицо влажной губкой и вынес тазик.

В коридоре послышались шаги, дверь распахнулась, и в палату вошло несколько человек в белых халатах. Это были врачи, хотя случалось, что столь же бесцеремонно входили к больным и репортеры. Мотоути сразу узнал длинного седого американца, который осматривал его и Хомма неделю назад в присутствии доктора Митоя.

Нортон, возвышавшийся среди других на целую голову, вошел вслед за двумя японскими врачами, остановился у койки Хомма и окинул палату быстрым внимательным взглядом. Его сопровождали двое врачей с чемоданчиками из блестящей кожи и низкорослый японец, по-видимому, нисэй[24], в американской военной форме, видневшейся из-под распахнутого халата.

Некоторое время все молчали. Больные с враждебным любопытством рассматривали иностранцев. Врачи-японцы стояли поодаль с бесстрастными, холодными лицами, словно желая показать, что в этом визите они играют только подчиненную роль.

— Хау ар ю гэттинг он, бойз? — спросил Нортон, обращаясь, судя по направлению его взгляда, к больным.

— Как поживаете? — негромко перевел один из врачей-японцев, опустив фамильярное «бойз» — «ребята».

Мотоути отвернулся, Хомма закрыл глаза. Одабэ сделал попытку приподняться, но с глухим стоном снова упал на подушку. Только сэндо, оскалив желтые зубы, бросил:

— Очень плохо.

— А, варуй, варуй, — уловив знакомое, видимо, слово, закивал Нортон. Врачи, стоявшие у двери, заулыбались. — Ничего, скоро будет ёросий[25].

Нортон заговорил по-английски, и стоявший с ним рядом нисэй перевел, что американцы чрезвычайно удручены и опечалены случившейся неприятностью и со всей энергией, прилагая все силы и умение, постараются исправить положение. Прежде всего необходимо правильное лечение. Болезнь очень сложна и тяжела, скрывать это не приходится, но потому-то американское правительство и послало их, лучших врачей по такого рода заболеваниям, чтобы загладить инцидент, «о котором, — повторяю еще и еще раз, — говорил Нортон, — оно глубоко сожалеет».

— Для установления правильного курса лечения необходимо ознакомиться с вашим состоянием, а также выяснить некоторые подробности истории болезни, то есть уточнить обстоятельства, при которых вам было нанесено лучевое поражение. Затем мы возьмем у вас для анализа кровь и мочу, назначим процедуры, лекарства, диету… Я полагаю, — заключил он, оглядываясь на своих коллег, — что если нам удастся избрать правильный путь, вы снова будете на ногах через какой-нибудь месяц. А сейчас давайте приступим.

Он спросил о чем-то японских врачей, те кивнули в знак согласия. Два американца подошли к столу и стали извлекать из чемоданчиков какие-то коробки и футляры, резиновые трубки и странного вида стеклянные предметы в рамках из лакированного дерева.

— Начнем осмотр, — перевел нисэй.

Но тут произошло нечто непредвиденное. Хомма, которого собирались осматривать первым, отодвинулся к стене, натянул простыню до подбородка и сказал сдавленным голосом:

— Не хочу.

Американцы удивленно переглянулись, поглядели на него, на японских врачей, стоявших с прежним выражением равнодушия на лицах, затем повернулись к нисэю. Тот, словно спохватившись, перевел.

— Но почему? — спросил Нортон.

Нисэй, брезгливо скривившись, пожал плечами. Тогда Нортон легонько потянул с Хомма простыню.