Пепел державы

На одном из военных советов постановили повести рать в направлении Великих Лук. В это же время на польский стан обрушились проливные дожди, дороги размыло, слякоть значительно замедлила движение войска.

Баторий встал лагерем у небольшого и невзрачного Коптева монастыря, купола коего пугливо выглядывали из-за верхушек серых от дождя берез. Королевская стража тут же начала беспощадно вырубать деревья в округе, дабы было на чем разводить костры.

На подступе к городу Баторию преподнесли грамоту от Иоанна, в коей он просил польского короля не проливать понапрасну христианской крови и дождаться царевых послов. Баторий с безразличием выслушал зачитанную ему грамоту и вскоре выехал осматривать крепость.

Уже который день накрапывал дождь. Видимо, наслышанные о каленых ядрах, защитники завалили деревянную стену дерном и землей. Окруженный свитой и стражей, Баторий, восседая на носилках, в коих его переносили верные слуги, обдумывал, как лучше подобраться к стенам и поджечь их. Его просили отойти на безопасное расстояние, дабы не достали ядра московитов, но король остался глух к этим просьбам. Ему докладывали, что защитники, совершив тем временем вылазку, напали на отряд венгров, так же объезжавших крепость, и с командира отряда сорвали в схватке епанчу. Утирая разбитый нос, командир, отступая со своим отрядом, грозил в сторону русских, мол: "Держитесь, скоро я за своей епанчей вернусь!" Затем доложили, как один из наемников решил похвастаться своей удалью и, подскакав слишком близко к крепости, метнул копье в закрытые ворота и устремился обратно в лагерь. Со стен ему даже не ответили.

— И зачем он это сделал? — с невозмутимым видом поинтересовался Баторий.

— Видимо, хотел своим подвигом обратить внимание на себя, Ваше Величество! — с усмешкой ответил Замойский.

— Разве это подвиг? В него даже никто не стрелял, — молвил Баторий, продолжая изучать раскинувшуюся пред ним крепость. А вот в короля, когда он возвращался в лагерь, со стен все же несколько раз выстрелили, но ядра никого не задели, лишь перепугали свиту. Старый воин Баторий же остался невозмутим.

Двадцать девятого августа в польский лагерь прибыло московское посольство. Его возглавлял молодой князь Иван Сицкий, сын погибшего два года назад под Венденом Василия Андреевича Сицкого. С ним были дьяки Роман Пивов и Фома Петелин. Московиты приехали в сопровождении семисот ратников, расположившихся поодаль от польского лагеря.

Баторий был раздражен их приездом и не хотел терять драгоценного времени при подготовке к осаде, но все же принял послов.

Переговоры прошли в польском лагере. По-прежнему накрапывал дождь. Гордо реяли знамена, жалко, обреченно на их фоне смотрелся небольшой Коптев монастырь со своими православными крестами. Король восседал в черных латах под шатром, над коим водружен был яркий стяг Речи Посполитой. Батория окружали сидящие на лавках ближайшие воеводы. Вручив верительные грамоты, московиты поочередно целовали руку короля, затем Петелин, развернув свиток, озвучил приветствие:

— От Божиею милостию, Великого Государя Царя и Великого Князя Иоанна Васильевича всея Руси, Владимирского, Московского, Новгородского, Царя Казанского, Царя Астраханского…

Обычно при озвучивании государевых титулов все присутствующие должны были встать и обнажить головы, то же самое касалось и Батория, но ни он, ни его придворные не поднялись со своих мест и не сняли головных уборов. Юный князь Сицкий, побледневший от такого немыслимого унижения, покосился на матерого посла Пивова, но тот был невозмутим, лишь в узких глазах его поблескивало что-то недоброе.

— … Государя Псковского, Великого Князя Смоленского, Тверского, Югорского, Пермского, Вятского, Болгарского и иных, Государя и Великого Князя Новагорода Низовския земли, Черниговского, Рязанского, Полоцкого…

При упоминании захваченного в прошлом году Полоцка, по-прежнему включенного в титул царя, Христофор Радзивилл, в числе прочих принимавший послов, невольно покосился на восседающего в походном кресле Батория. Ни один мускул не дрогнул на лице короля. Гордо и властно развевалось на ветру красно-белое полотнище над его головой…

— …Ростовского, Ярославского, Белоозерского, Удорского, Обдорского, Кондийского и иных, Государя земли Лифляндской и иных, — продолжал Петелин монотонно. — Государь наш и Великий Князь желает быть с Вашим Королевским Величеством в мире и братстве, посему он готов отступиться от княжества Курляндского и земель, что дарены были герцогу Магнусу, но сие будет возможным при условии, ежели Ваше Королевское Величество согласится отдать Полоцк с городами, что принадлежат Лифляндской земле.

Свернув грамоту, Петелин продолжил:

— Но править посольство мы не можем нигде, кроме как на землях Вашего Королевского Величества. Посему просим Ваше Королевское Величество вернуться со всеми своими войсками на свою землю, дабы начали мы вверенное Государем нашим и Великим Князем благое дело.